Маэстро

Слов он, конечно, не знал. Выучил на слух, совсем не уверенный, что правильно все произносит. Но слова не главное. Главное – мелодия, летящие пассажи, так нехарактерные для советской песни. Да что говорить, Марат всегда считал песни чем-то несерьезным. Популярная музыка, которая звучит на радио, чаще всего незамысловатая в плане музыки, аранжировки. Три-четыре элементарных аккорда. Марат легко мог бы подобрать любую на слух, если бы захотел. И все ребята в его классе могли бы. Просто никто не интересовался такими легкими задачами. Лидочка Арсеньева, девочка из рабочей семьи, очень одаренная пианистка, как-то рассказывала на перемене, что у них дома были гости и ей пришлось для них, уже изрядно подвыпивших, играть «Огней так много золотых» и «Вот кто-то с горочки спустился». На пианино! И ребята слушали ее с неподдельным ужасом, дружно возмущались и сочувствовали.

Конечно, бывали исключения. Марику нравилась песня «Подмосковные вечера». Ощущалась в ней особая мелодичность, пронзительность. Но ему совсем не хотелось ее спеть вслед за исполнителем. А неаполитанские песни рождали желание именно петь, пробовать сотворить голосом то же самое, что делал певец на записи. И Марик пробовал. В те заветные два часа по средам и пятницам, когда бабушка уходила на рынок.

Иногда ему нравилось то, что он слышал. Иногда казалось, что голос звучит ужасно. Срывается, сипит, а то вдруг становится звонким и мальчишеским. Марата очень смущало такое непостоянство, он хотел, чтобы голос не звенел. Он с огромным удовольствием избавился бы от этой звонкости, если бы знал как. Но он не знал, а просто пел снова и снова. Повторяя, копируя, стараясь вытянуть каждую ноту. Ему нравился сам процесс, и, если бы не скорое возвращение бабушки и опасность разоблачения, он пел бы до хрипоты.

Но стрелки на больших напольных часах двигались неумолимо и приближались к опасной отметке. Марик с сожалением снял пластинку с круга, бережно убрал в конверт. Пора было возвращаться в школу. Впереди еще два ненавистных урока: сольфеджио и алгебра. И неизвестно что хуже. К девятому классу Марат окончательно потерял надежду разобраться в логике цифр да и не особо старался. Алгебру, геометрию и физику почти все списывали друг у друга, так что ошибки в решениях у всех тоже были одинаковыми. Музыкально одаренные подростки, как правило, не слишком успевали в точных науках. Да и история с географией воспринимались большинством как что-то лишнее, отвлекающее от по-настоящему важных предметов. Кто-то готовился к поступлению в консерваторию, кто-то трудился над симфонией, кто-то мучил вокализы. И абсолютно все понимали, что математика им уже не пригодится. Все, кроме учителей, которые требовали, спрашивали, задавали, выбивались из сил, пытаясь отстоять значимость своих предметов.

На сольфеджио Марат не хотел идти по банальной причине – домашнее задание он опять не сделал. И не спишешь же. «Сочините шуточную песню на стихотворение, используя „золотую секвенцию“». Положа руку на сердце, для Марата ничего не стоило выполнить подобное упражнение. Но ему было откровенно скучно. Задания казались банальными, писать музыку на детские стихи ему надоело еще два года назад. Его манили совершенно другие мелодии и ритмы, никак не укладывавшиеся в школьную программу. И накануне вечером вместо того, чтобы заниматься, он два часа сидел перед зеркалом и пытался превратить собственное отражение в лик Мефистофеля. Коробку театрального грима тоже прислала мама, и этот подарок Марик оценил по достоинству. Мефистофель у него получился очень устрашающим. Бабушка, увидев внука в облике демона да еще и завернутого в простыню на манер тоги, аж за сердце схватилась. И ругалась так, что пришлось срочно бежать в ванную и все смывать. Жаль, фотоаппарата у него не было запечатлеть творение.

Марик задвинул коробку под кровать, схватил брошенный на стол портфель и направился к двери. И замер, услышав, как клацают каблуки по каменной дорожке двора. Неужели бабушка вернулась так рано? Но почему? Он же все рассчитал. Марик уже хотел было рвануть в свою комнату и выбираться через окно, но в этот момент в дверь постучали. Бабушка уж точно не стала бы стучать. Соседка? Почтальон? Но никто из них не стал бы открывать калитку. Марик ее за собой не запирал, просто прикрыл. Однако по местному этикету никто не входил во двор без приглашения.

Любопытство одержало верх над осторожностью. И Марик распахнул дверь. И замер на пороге.