Маэстро, ваш выход!

Особого удивления ни у кого не вызвало, когда Каренин, сославшись на боль в груди, попросился в лазарет. После ранения, грудь у него и в самом деле частенько болела, но на это никто бы не стал обращать внимания, а тут тюремный врач осмотрел его и поместил в лазарет, сказав, что этот заключенный нуждается в госпитализации. Маэстро сообразил, что это была работа Гвоздя. Причем, работа выполнена безукоризненно, если судить по отношению врача к Маэстро, которого тот определил в отдельную палату, сославшись на то, что состояние заключенного таково, что ему необходим покой и особые условия. Что имел в виду врач под особыми условиями, Маэстро не знал. Чувствовал себя довольно неплохо. А грудь болела оттого, что выпущенная козлом ментом из автомата пуля, разворотила ему грудную клетку. Теперь кости плохо срастались. Но все же срастались. На полную реабилитацию потребуется не один месяц, но задерживаться здесь Маэстро не собирался. В первый же день своего пребывания в одноместной палате, он тщательно осмотрел кирпичную кладку возле унитаза, отгороженного от палаты дощатой перегородкой. Гвоздь передал через адвоката, что возле канализационной трубы раствор на кирпичной кладке от частого подмокания превратился в песочную труху и если по нему как следует ударить, то кирпичи выломаются, образовав вокруг трубы лаз, в который Маэстро и должен будет пролезть.

Тюремный лазарет составлял часть административного здания, которое не было обнесено высоким забором. Более того, его торцевая стена, где как раз располагалась палата Маэстро, выходила на улицу. Маэстро не сомневался, откуда Гвоздь почерпнул такую информацию. Кто мог знать такие тонкости, как не тюремный врач, проработавший тут пара десятков лет. Возможно, зная об этом, он нарочно хранил тайну для кого-то из нужных людей. И вот такой человек нашелся. Им оказался Маэстро.

Вечером в половине одиннадцатого в палату как обычно заглянул охранник, который охранял тюремный лазарет. Вообще-то, их каждый раз дежурило двое. Небольшая комнатенка на выходе из лазарета. Там стоит телевизор, который оба охранника смотрят, если дежурившая в ночь медсестра откажет им в ласке. А чего еще им остается делать. Дверь каждой из палат с больными закрывается снаружи на крепкие задвижки. Да даже если эти доходяги и выберутся из палаты в коридор, пройти незамеченными им мимо охранников все равно не удастся. И потому дежурства в тюремном лазарете всегда проходили спокойно.

Открыв дверь, охранник заглянул в небольшую палату и уставился на лежащего, на кровати Маэстро нетрезвым взглядом. Смена у них была хорошая. Он с напарником. И дежурная медсестра, с которой они хорошо сработались и оба трахали ее во время дежурства как хотели. Но девушка была доброй не только на передок, но и на медицинский спирт, которым щедро угощала обоих любовников, чтобы поднять у них не только тонус, но кое-что и другое.

– Жалобы есть? – спросил охранник, икнув и поглаживая сытый живот.

Маэстро почувствовал нестерпимое желание, не вставая с кровати врезать ногой по этому животу. Тогда бы этого козла не такая икота пробрала. Подавив в себе это желание, он сказал голосом умирающего, жить которому не дольше, чем до утра:

– Не. Никаких жалоб.

– Ну смотри, – строго предупредил охранник, погрозив пальцем. – Не вздумай ночью побеспокоить. Кровавым поносом срать будешь, – сказал он напоследок и громко хлопнув дверью, запер ее на задвижку засова.

Маэстро подождал, пока в коридоре стихнут его шаги. В соседней палате лежало трое туберкулезных после операции. Обычные тюремные доходяги. Врачи уже принялись за них, каждый раз, во время операции, отделяя по кусочку легкого. Но они все равно были довольны тюремной жизнью, которая в основном проходила на койке лазарета, где и поспокойней и жрачка получше.

Этих Маэстро не опасался. Даже если они услышат шум в его палате, охранников не покличут. По тюремным законам им тогда не прожить и трех дней, даже если стены их палаты будут из брони. Не спасет она их от смерти.

Зайдя за перегородку, Маэстро опустился на корточки и для начала хорошенько осмотрел стенку возле канализационной трубы. На вид и не скажешь, что тут она не такая крепкая. Стена как стена. На кирпичи ровным слоем наложена штукатурка, сверху замазанная несколькими слоями краски. Чувствуется, последний раз ее красили совсем недавно. Краска свеженькая и даже не утратила своего запаха, который присущ всем масляным краскам.

Маэстро ногтем отковырнул кусочек краски, растер пальцами, понюхал. Ну так и есть, свеженькая. Интересно заглянуть, что она таит под собой, и действительно ли все обстоит именно так, как передал через адвоката Гвоздь.

Он легонько постучал костяшкой согнутого пальца по стенке вокруг трубы и услышал приглушенный звук, словно под краской и слоем штукатурки скрывалась пустота. А когда стал стучать сильнее, краска вместе со штукатуркой начала пластами отваливаться от стены, открывая его взору потемневшие от влаги кирпичи, которые рассыпались, стоило ему лишь несколько раз ударить по ним.