Мафия изнутри. Исповедь мафиозо

«Вот если бы ты был, допустим, механиком или пекарем, то полиция бы к нам не приходила. А чем занимаешься ты?» — не отставала она. Наконец Нучча немного успокоилась и уснула, но спала неспокойно, во сне дергалась и что-то говорила. Теперь я не мог уже больше врать, и на следующий день рассказал ей, что так как меня уволили, а работу никак не найти, то иногда, чтоб свести концы с концами, приходится по мелочи заниматься контрабандой. Она поклялась, что отныне будет сто раз пересчитывать деньги, прежде чем потратить, что ничего себе больше не будет покупать. И тогда мне не нужно будет больше таким образом зарабатывать деньги. И заставила меня поклясться на распятии, что я прекращу темные дела с сигаретами. Меня разбирал смех: что-что, а вот это я действительно мог обещать ей со спокойной совестью. К тому времени я давно уже не имел больше дела с сигаретами. Женщины все равно что малые дети: чтобы их успокоить, иногда довольно самой невинной лжи.

В те дни я понял разницу между тем, когда ты свободен, и тем, когда сам себя связал по рукам и ногам. Кортимилья когда-то, еще во времена Корлеоне, мне сказал: «Рисковый человек должен оставаться свободным. Что-нибудь одно: или жена, или пистолет». Я понимал, что он прав, так говоря. Но, святый боже, мужчина, у которого нет ни жены, ни детей, разве это мужчина?

За три дня до Рождества Козентино передал мне, чтобы я был наготове и весь день после обеда ждал в баре «Эден». Около четырех явился парень, которого я знал. Звали его Тано. Он был молод, всегда хорошо одет и молчалив. Когда заставал друзей, шел играть с ними на бильярде, а если никого не было, заказывал пиво и сидел, глядясь в зеркало за спиной у бармена. Заводить беседу он не любил. Всякий раз при встрече с ним я говорил: «Привет», и он отвечал: «Привет». Поэтому мы с ним не были ни на «вы», ни на «ты».

Козентино подъехал около шести. Тогда у него была красная «128», всегда вымытая до блеска и сверкающая так, что ее было видно издалека. Когда я выходил из бара, Тано вышел следом за ним. Это было не по правилам, но Козентино уже припарковал машину и шел с веселым видом нам навстречу. Он спросил, знакомы ли мы, и, прежде чем усесться в машину, настоял на том, чтобы угостить нас кофе. Потом, обратись ко мне, так как я был старше и сидел рядом с ним на переднем сиденье, Козентино сказал, что мы с Тано — «одна вещь» (то есть единое целое — принадлежим к одной Семье) и настало время нам с ним вместе выполнить одну работенку.

— Надеюсь, вы на праздники свободны? — спросил он и рассмеялся.

Когда мы остановились заправиться, я увидел, что бак еще наполовину полон. Это означало, что нам предстоит неблизкая дорога. И действительно, мы поехали в сторону Трапани. Автострады тогда еще не было. Около Калатафими Козентино сказал, чтобы мы перестали болтать и внимательно следили за дорогой, потому что нам надо ее хорошенько запомнить.

Это была дорога на Салеми, но до Салеми мы не доехали. У первой развилки он дал нам время оглядеться вокруг, потом то же самое — у второй. Уже стемнело, и разглядеть мы могли немного, но дорожный знак, каменная ограда или дерево — все же эти ориентиры мы смогли запомнить. Дорога была узкая, и навстречу нам никто не попался. Так мы доехали до заброшенной сторожки, и «128» остановилась.

— На сегодня прогулка закончена, — сказал Козентино. — В следующий раз вам надо будет проехать с километр. Там с левой стороны отходит узкий проселок. Проедете по нему пятьдесят — сто метров, потом оставите там машину, так ее не будет видно с дороги. Дальше пойдете пешком — приблизительно с полкилометра до рощи рожковых деревьев. Если еще будет светло, увидите неподалеку строение. В темноте вряд ли его разглядите, но вы проберитесь сквозь кустарник и идите все время в гору. Это развалины крестьянского дома с загоном для овец. Там скрывается один человек.

Я подумал, что это, наверное, кто-нибудь из наших, прячущихся там с разрешения друзей из Салеми. Но видно, час его уже пробил, хотя сам он, наверно, об этом даже и не подозревает. И действительно, разворачивая машину, чтобы ехать назад, Козентино сказал, что никаких трудностей не предвидится.

— Он совершенно спокоен, ничего даже не подозревает.

Как только наша «128» помчалась обратно в Палермо, Тано спросил, на когда намечена операция.

— На рождественскую ночь.

На следующий день я купил подарочек для матери и пошел на почту его отправить. Раньше я хотел попросить разрешения съездить домой, в селение, но, получив задание, от этой мысли пришлось отказаться. Кроме того, весь следующий день я провозился со своей машиной на случай, если она вдруг понадобится для предстоящей поездки, и тщательнейшим образом проверил все, что только можно проверить в автомобиле. Однако вечером, когда я ужинал, мне позвонили и сообщили, что для нас подготавливают «невинного».