Мафия СС

Первый документ, подписанный рейхсфюрером СС Гиммлером, предоставлял Кальтенбруннеру все полномочия для проведения технического совещания в самом западном городе «великого германского рейха», ближе всего находящемся к второму фронту. Это совещание собрало как специалистов «по борьбе против происков террористов» на территориях, еще контролируемых немецкими войсками, так и тех, кто должен был взять под контроль бельгийское и французское население во время планировавшего немецкого контрнаступления.

Короткий абзац в конце документа давал Кальтенбруннеру полную свободу действий для налаживания контактов со «специалистами по национал-социалистской контрпропаганде в странах Центральной Европы и на других континентах»[21].

Следующий официальный документ был за подписью Мартина Бормана. Очень лаконичный, он предписывал всем «добрым немцам», завербованным СС, каково бы ни было их официальное положение, оказывать всемерное содействие СД в ее «миссии проникновения на нейтральные или контролируемые противником территории». В документе не было никаких намеков на предстоящее «продвижение на Запад» военных сил Германии, но был упор на непреходящие ценности идеалов нацизма.

После этого Кальтенбруннер разрядил обстановку, воздав должное своему соседу справа; в ту же минуту ротенфюрер СС разнес бокалы шампанского.

— Выпьем, — провозгласил генерал, — за здоровье подполковника Отто Скорцени! Освободитель дуче является образцовым эсэсовцем, способным решить любую задачу в тылу врага. Нас восхищают его качества человека действия и дипломированного инженера, глубоко связанные с неугасимым идеалом национал-социализма. Вот в чем его секрет.

Кальтенбруннер вкрадчиво добавил:

— Оберштурмбаннфюрер Скорцени прибыл прямо со своего командного пункта в Раштадте, где он готовит три карательных отряда, которые покроют себя славой, когда наш фюрер направит их на Запад для реванша. В ожидании этого он готов помочь нам скоординировать планы, которые мы обсуждали во время сегодняшней встречи.

Лицом друг к другу, протянув бокалы поверх голов других участников, два гиганта с потными шеями напоминали побратавшихся сообщников, которым уготована одна и та же дьявольская судьба. Одинаково сложенные, с одинаковой сардонической улыбкой, усиливавшей их сходство из-за почти одинаковых шрамов и выдающихся вперед подбородков, с одинаковым австрийским акцентом, который проявлялся, как только разговор выходил за протокольные рамки.

Но было и различие: знаменитый Рыцарский крест, который в прошлом году Гитлер лично повесил на шею Скорцени. Серые глаза Кальтенбруннера, казалось, были прикованы к этому редчайшему знаку отличия.

То, что один закончит свои дни в 1946 году на виселице в Нюрнберге, а второй из двух гигантов умрет своей собственной смертью в 1976 году в Мадриде, опубликовав в Париже свои воспоминания, было просто следствием различных поворотов судьбы. В то время как Кальтенбруннер пришелся ко двору в коридорах Принц-Альбрехтштрассе, собирая досье и перфорированные карточки, Скорцени жил жизнью дикого зверя, постоянно готового убивать или обращаться в бегство. Жуткий список его трофеев, добытых весной 1944 года на территориях, примыкающих к Восточному фронту, лишний раз продемонстрировал садистские наклонности этого хищника в мундире эсэсовца.

Перечитывая протоколы допроса агента УЗ-13, автор этих строк отыщет последнее фото экс-обергруппенфюрера. Оно сделано летом 1946 года. Кальтенбруннер выглядит на нем похудевшим и растерянным, на нем мятый костюм. Два американских военных полицейских ведут его в зал Международного трибунала.

Пока же генерал полиции в Страсбуре излагает зловещий план, обнажая перед собеседниками его тайные пружины:

— Главная цель, господа, намеченная рейхсфюрером СС, состоит в налаживании наших местных связей на территориях, которые немецкие войска собираются вскоре вырвать у врага. Я говорю о бельгийских и французских сторонниках нашего нового европейского порядка, которые остались по другую сторону линии фронта. В Бельгии отношение к англо-американцам вовсе не кажется благоприятным. В отчете, полученном на прошлой неделе[22], указывается, что «невероятные усилия англичан с целью разрушить наши базы вызвали явную враждебность по отношению к ним со стороны населения».

Прокашлявшись, генерал продолжал: