Мафия СС

— Во Франции наши сторонники, наши самые искренние друзья… готовы объединиться и забыть традиционные раздоры. Как говорил мне лично наш шеф Гиммлер, они в ближайшее время будут гораздо полезнее этих подонков — политиканов и болтливых журналистов, которые сбежались сейчас в бывшее княжество Гогенцоллернов в надежде, что наши тайные боевые соединения и дивизии СС восстановят их на теплых местечках… Истинные друзья «третьего рейха», объединенные усилиями многочисленных агентов СД, имеющих приказ оставаться на местах, начнут действовать в нужный момент. Три карательных отряда, сформированных Отто Скорцени — «Юго-Запад», «Центр» и «Юго-Восток», — в настоящее время проходят обучение для проведения этой акции, которая покажется генералу де Голлю эпидемией гражданской войны… Времена, когда рейх заигрывал со старым маршалом[23], решительно забыты. Доверие, которое мы оказали ополченцам Жозефа Дарнана, по-видимому, также весьма мало оправданно. Эти авантюристы пытались извлечь выгоду, вместо того чтобы служить нам. Мы заставим их шефов позабыть о себе, когда наденем на них эсэсовскую форму и отправим воевать в Карпаты…

Нагнувшись к человеку, сидевшему в глубине зала, Кальтенбруннер заключил:

— Эта акция, как некоторые из вас уже знают, носит название план «Жанна», что имеет целью также подбодрить наших французских агентов. Лучшим знатоком этого дела является мой сотрудник, присутствующий здесь, говорящий на двух языках и имеющий два гражданства.

Человек с двумя паспортами, до сих пор молчавший, поспешно развязал тесемки толстой папки.

— Мой генерал, — сказал он, — мы контролируем положение в нескольких французских департаментах, в настоящее время руководимых комиссарами Свободной Франции или главарями прокоммунистических маки́. Эти департаменты за несколько часов могут перейти в руки наших «белых маки́».

Гости генерала Кальтенбруннера выслушали докладчика по плану «Жанна» лишь из вежливости. Они еще не знали, что их шеф возложил на функционера с эльзасским акцентом всю ответственность за проведение этой операции. Им было неизвестно также, что именно этот человек будет играть и уже играет роль весьма эффективного координатора операции «Рио» — акции гораздо более значительного размаха и продолжительности, чем план «Жанна».

Именно он будет говорить в течение трех часов перед агентами, созванными СД. Четыре месяца спустя ему придется говорить, и гораздо дольше, перед офицерами контрразведки генерала Эйзенхауэра… Этот человек еще в 1939 году упоминался в досье специальных гитлеровских служб под кодовым названием УЗ-13.

Поздно ночью Кальтенбруннер и УЗ-13 встретились с глазу на глаз в салоне на первом этаже… Прошуршали «мерседесы» местных шефов гестапо. На вокзале Страсбура локомотив специального поезда давно находился под парами, а расчеты зенитных орудии дремали на шероховатом полу платформ.

Рука генерала нервно теребила телефонную трубку из золоченой бронзы. Дела служебные в этот вечер переплелись с проблемами сугубо личного свойства. При этом если личные дела обстояли вполне прилично, то дела официальные крайне осложнились.

Наконец телефон зазвонил. Кальтенбруннер снял трубку, блестевшую в полутьме. Улыбка тронула его тонкие губы: графиня Гизела Весперон пожелала позвонить ему в столь необычное время…

Закончив разговор, генерал повернулся к УЗ-13. Он осведомился почти игриво:

— У вас есть какие-нибудь причины для беспокойства, мой дорогой Уриг? Осторожность ваших высказываний перед остальными могла бы меня встревожить. Разумеется, речь идет не о нашей слепой вере в операцию «Рио», а об одном из вариантов плана «Жанна».

Комиссар Манфред Уриг, чтобы выиграть время, медленно перелистывал документы в двух папках с печатью гестапо. В его душе боролись два чувства. Ему хотелось показать свои профессиональные качества, которые он находил выдающимися и которые действительно были таковыми, и одновременно избежать во что бы то ни стало опасности оказаться в форме полевой жандармерии в каком-нибудь закоулке Балкан.

Его глаза навыкате ничего не упустили из недавней встречи. Без всякого стеснения обергруппенфюрер хвастал тем, что лично разработал выводы по плану «Жанна». Между тем они полностью принадлежали ему, Уригу. Кроме того, заключительная часть речи Кальтенбруннера показалась ему хаотичной и напыщенной. Комиссар Уриг вспомнит об этом в январе, когда его будут допрашивать союзники: