Мне осталось лишь сфотографировать номер[41]
роскошного автомобиля военного преступника. Через четыре дня Эрико Райа прибыл в Австрию. Воспользовавшись интенсивным автомобильным движением, а возможно, и пособничеством полиции, он предстал с высоко поднятой головой, улыбаясь, перед венским судебным следователем. К великому удивлению его самого и его адвоката г-жи Джоан Досталь, он был тут же арестован. Сердобольный суд приговорил его… к двум с половиной годам заключения.Румяные, дородные и моложавые патентованные убийцы — те самые, которые использовали малолетних девочек в концлагерях как подопытных кроликов, а их старших сестер посылали в бордели для «капо», перед тем как засвидетельствовать истощение и необходимость прибегнуть к «лечению» газом «Циклон-Б», — средь бела дня разъезжают в «мерседесах» последних моделей, разводят цветы на своих роскошных виллах, играют на аккуратно подстриженных зеленых газонах с белокурыми детишками и внуками.
Несколько раз я, признаться, играл роль шпика. В Шлезвиг-Гольштейне, Ганновере и Баварии я устраивал засады на тихих улицах за изгородью или у ворот из кованого железа, приглядываясь к занятиям и повадкам бывших палачей.
Трижды мне удалось смотреть им прямо в глаза. То было молчаливое противоборство. Обычно они, прищурив голубые или серо-голубые глаза, инстинктивно отводили взгляд в сторону, но исподтишка, боязливо вновь поглядывали на меня с молчаливой ненавистью. Мы никогда не заговаривали. Да и о чем? Однако эту непримиримую конфронтацию можно было бы представить себе в виде такого диалога:
— Итак, герр профессор, вы помните времена, когда были образцовым убийцей?
— О, это было так давно… И к тому же вызывалось потребностями тотальной войны. Мы, немцы, привыкли исполнять приказы наших командиров. Нам приходилось столько сражаться, не правда ли?
— Калечить и убивать детей — такова, выходит, тотальная война?
Такой представлялась мне беседа с профессором Хорстом Шуманом в фешенебельном пригороде Франкфурта-на-Майне, человеком весьма уважаемым окружающими, близким другом известных врачей и высших полицейских чинов, не испытывающим никаких угрызений совести. Этот нацист изменил свой облик. А было так.
К моменту разгрома немцев в мае 1945 года д-ру Шуману было тридцать три года. Он тайно покинул концлагерь Равенсбрюк, где еще не были сожжены его последние жертвы — женщины. Одетый в штатское, с медицинским саквояжем в руке, с фальшивыми документами в кармане синего пиджака, в которых он значился военным врачом, возвращавшимся с Восточного фронта, В израненной Германии 1945 года даже мелкий знахарь мог понадобиться. В течение шести лет Шуман работал по своей специальности на крупном руднике в Бамбеке. На двух леденящих кровь процессах над нацистскими медиками — в 1946 году в Нюрнберге и в 1949 году в Тюбингене — было названо и его имя, была доказана его зловещая роль в качестве бывшего начальника лагерей смерти в Зонненштайне и Графенеке. Доктор затаился, дождавшись, пока международный скандал постепенно утих. В 1951 году подняла тревогу ГДР: с беспредельной наглостью, всегда ему присущей, Шуман потребовал выписку из муниципальных книг своего родного города Галле, находящегося на территории ГДР. Благодаря потворству властей он обзавелся паспортом на свое настоящее имя. Теперь он желал обзавестись бумагами, дающими ему право на получение государственной пенсии, а также на оформление разрешения… на охоту. Власти ГДР переслали копию заочного приговора, осуждающего Шумана за военные преступления, оккупационным властям и правительству Федеративной Республики Германии. Прошло всего два года после процесса в Тюбингене — международный скандал мог возобновиться. В данном случае связи «доброго Хорста», столь почитаемого на руднике, могли и не помочь. У юстиции д-ра Аденауэра могло не оказаться выхода.
И Шуман сбежал сначала в Италию, а потом в Египет. О нем снова забыли — до 1959 года, пока один журналист из протестантского журнала «Крист унд вельт» во время поездки в Судан не обнаружил в дебрях Ли-Джубу «соперника» знаменитого д-ра Швейцера, занимавшегося изучением сонной болезни. Молодой репортер ничего не знал о прошлом бедного «отшельника», который оперировал негров в непосредственной близости от границы французской Экваториальной Африки. Он узнал о нем лишь после того, как за публикацией его статьи последовал взрыв негодования. Высокомерный Шуман уже не считал нужным скрывать свое настоящее имя и спокойно позировал перед фотообъективами…