— Эй, правоверные! Куда же вы? — зычно окликнул их сидящий на спине у чудища мэтр Птенчиков, руководитель экспериментального театра XXII века, неотразимый в роли Синдбада-морехода. — Самое интересное пропустите! У нас по расписанию скоро кормление начнется. Чудище девицей обедать будет.
Улыбнувшись, Птенчиков ласково погладил металлический бок батискафа — потерпи, мол, дружок, недолго осталось. Стеклянный глазок перископа хищно сверкнул в лучах солнца, и зрителям, замершим на берегу, показалось, что чудище подмигнуло им, выискивая новую жертву. Задохнувшись от ужаса, стамбульцы повалились на острые камни и накрыли головы руками, евнухи попятились ближе к кустам, а доблестные янычары внезапно дружно начали икать, неловко сотрясая свои острые топорики.
Сидящая радом с мэтром юная девушка печально склонила голову набок и закрыла лицо руками. И тут повисшую над побережьем гробовую тишину прорезал истошный крик Черного евнуха, наконец-то добравшегося до места событий:
— Не позволю!!!
По-бабьи подхватив свои длинные одежды, евнух подскочил к самой кромке воды и визгливо закричал:
— Вперед, трусы! Разрубите его на кусочки!
Никто так и не шевельнулся.
Тогда Черный евнух неожиданно для всех протяжно охнул, кинулся в воду и поплыл в сторону чудища. Люди на берегу затаили дыхание. И тут стало происходить нечто невообразимое — намокшая парчовая чалма совсем отяжелела, сползла с головы плывущего, и все увидели копну длинных волос, украшающих голову евнуха. С его лицом тоже происходили невероятные метаморфозы — оно стремительно светлело, теряя характерный для абиссинца темно-шоколадный оттенок. Чихая и отфыркиваясь, евнух исторг из своего носа круглые тампоны, и всем стало ясно, что вместо черного мужчины по морю плывет… белая женщина!
— Мужики, да ведь чудище превратило его в бабу, — севшим голосом произнес кто-то из янычар. — Оно сейчас и нас всех превратит да сожрет. Бежим!!!
Дважды повторять не пришлось. Через минуту берег опустел, поэтому о том, что было дальше, так никто и не узнал. А происходило вот что. Сумев скинуть отяжелевший от воды халат, женщина из последних сил доплыла до батискафа. Иван-мореход любезно подал ей руку и помог взобраться на борт:
— Вот это сюрприз! Быть султан-валиде мечтали многие, но стать при этом еще и Черным евнухом могло прийти в голову только тебе. Ну здравствуй, Соня, — произнес он, с интересом разглядывая свою гостью. — Вижу, ты не в лучшей форме. Нельзя пренебрегать физическими упражнениями, так и утонуть недолго…
Ответить Сонька не успела: бедная Джамиля, потрясенная превращением начальника султанского гарема в любимую мамочку, скромно лишилась чувств и с громким плеском соскользнула с палубы батискафа прямо в воды Босфора.
— Егор, засасывай ее! — взревел Птенчиков, удерживая за руку Соньку, чтобы та не нырнула вслед за дочерью.
Батискаф утробно зачавкал, и девушка была оперативно втянута внутрь.
Султан-валиде схватилась за сердце:
— Если с моей девочкой что-то случится, я вас всех…
— Ой, боюсь, боюсь! — затрясся в притворном ужасе Иван. — Только где же твоя грозная стража? Кажется, все тебя бросили? — Он кивнул в сторону опустевшего берега. — Полезай-ка вниз, там приятнее разговаривать, чем на этом ветру.
— Да кто ты таков, чтобы мною командовать? — вспылила Сонька.
— Я — мэтр по неразрешимым вопросам и представитель закона Иван Птенчиков. А вот ты — беглая преступница, аферистка и потенциальная пациентка судебно-медицинской клиники по ампутации порочных частей личности.
Под гневным взглядом Ивана Сонька как будто ужалась в размерах, но все же нашла в себе силы заспорить:
— Неправда, я отлично знаю Ивана, и ты совсем…
— Ты
Спускаясь по трапу, Сонька внезапно оглянулась:
— Значит, ты действительно Птенчиков?
— Я же сказал…
— Круто! — Она восхищенно присвистнула и окинула мэтра долгим взглядом. — Эх, была бы я помоложе…
Иван обалдело уставился на султан-валиде, а та, вызывающе вильнув мощными бедрами, соскочила в каюту. Луноликая Джамиля уже успела прийти в себя и бросилась на шею милой матушке. Обе женщины тут же разрыдались и проливали горючие слезы до тех пор, пока в их слаженный дуэт нескромным диссонансом не вклинилось ехидное похихикиванье Егора. Султан-валиде метнула в Гвидонова полный ненависти взгляд:
— И ты здесь? Что ж внешность не сменил, как начальник? Тебе бы это пошло на пользу.
— Это тебе о липосакции пора подумать, а меня Варя и таким любит, — дружески хрюкнул Егор.
— Значит, Сыроежкина жива, — прошептала Сонька.
— Твоими молитвами, — отозвался Птенчиков. — Теперь о деле. Слушай внимательно: ты должна постараться, чтобы все казино в городе были закрыты.
— И тогда вы позволите мне остаться? — оживилась султан-валиде.
— Нет, тебя мы в любом случае заберем с собой, слишком много бед ты натворила. Но здесь останутся твои дочери, и, поверь, ничто не помешает нам сделать так, чтобы их тоже проиграли.