Министры все до единого горячатся и явственно высказывают мне свое недоверие, но, у меня есть, чем всем несогласным закрыть рты. У меня есть знание будущего, чего больше нет ни у кого, кроме еще императора, тоже более-менее осведомленного о нем.
Единственно, что Председатель Совета министров, тот самый Горемыкин Иван Логгинович, относится к моим словам без явного недоверия. Похоже, что император ему лично посоветовал к моему мнению прислушиваться и руководствоваться.
Ну, я вообще говорю очень разумные, пусть и циничные вещи. Как самый прожженный контрразведчик.
Надеюсь, что теперь этот именитый муж не погибнет во время бандитского нападения где-то под Сочи в конце семнадцатого года вместе с дочерью и женой. Да и просто не сбежит из Петербурга от преследования Временного правительства, как только его выпустят из заключения.
Не найдя, кстати, никаких явных преступлений за ним, так что не вся государственная власть в Империи полностью коррумпирована.
— Вскоре Австро-Венгрия передаст ультиматум из десяти пунктов Сербии, — опять уверенно заявляю я собравшимся.
— Но, как вы можете это знать? — недоумевают министры.
— Есть такая предварительная информация у нашей службы. Наши люди находятся везде, — я опять постукиваю пальцем по папке, — Еще хочу посоветовать вам, господа, перевести средства из французских, английских, итальянских банков в более спокойные места. Германские и австрийские не посоветую, все может случиться. Поэтому остаются швейцарские или шведские банки, — говорю я им достаточно доверительно, — Не думаю, что ваши деньги пропадут совсем, но, вполне возможно, что доступ к ним вы на какое-то время потеряете.
Вношу, конечно, смуту в ума государственных мужей, но, я должен делать вид крайне уверенный в своих словах.
А уверенность — это именно то, чего не хватает современной России и ее императору.
В любом случае, моя ли убежденность подействовала или просто уже явное нежелание императора воевать против немцев и австрийцев в войне по не нашему законному поводу, только, через два дня император выступил с официальной речью перед Советом Министров, где признал смерть Франца Фердинанда с супругой очень-очень плохим событием и призвал Сербию приложить все усилия, чтобы смыть это пятно подозрений со своей контрразведки.
При этом почти открыто признавая, что это невозможно.
Да, это оказалась совсем неожиданная речь для всех слушателей в России, Европе и остальном цивилизованном мире.
Российская империя в лице своего самодержца первой признала вину спецслужб Сербии, а, значит, и самой Сербии в покушении на наследника австрийского престола и в тех самых роковых выстрелах в Сараево.
Пока еще не отказалась помогать своим братьям на Балканах дипломатической и военной силой, но, явно поставила вопрос на растяжку. Мгновенно запросившему консультаций сербскому послу было сказано тоже самое, безо всяких смягчений в тоне.
— Устроили заварушку, господа, сами готовьтесь расхлебывать!
Маятник европейской политики качнулся в другую сторону на доли процентов, но, все же очень заметно.
— Я созвонился с кайзером лично и попросил его не считать Россию своим врагом, — рассказывает мне император еще двадцать пятого июня.
— Вилли мне не очень поверил и спросил про все те договора о взаимопомощи, которые заключены с Францией. Про все те штабные войны, которые мы проводим каждый год с французскими маршалами.
— А вы, государь, что ответили? — не удержался я.
— Что скоро случится очень важное событие, именно в конце июня. После которого все очень изменится за какую-то неделю. Он ответил, что будет ждать с интересом. На том и расстались.
— Все правильно, государь. Вы кузена своим предсказанием очень заинтересовали и теперь тоже удивите реакцией на Сараевские события. Главное, что мы сломя голову не лезем защищать однозначно виноватую Сербию.
Если бы император выступил с таким заявлением в Думе — был бы мгновенный бунт! Как это, наших братьев хотят обидеть, а мы руки умываем! Да еще после захвата Австро-Венгрией в девятьсот девятом году Боснии, когда России пришлось бессильно утереться после того, как та же Франция и хитрожопая Англия ее никак не поддержали. Еще раз утираться никто не согласен из депутатов! Все газеты подняли страшный шум, поэтому Николаю Второму все же пришлось приехать в Думу и там выступить перед депутатами. То есть, выставить меня после своей короткой речи, чтобы я с видом все знающего человека обрисовал политику империи на ближайшее время.
Ох, и шумят депутаты, все как один призывают костьми лечь за сербских провокаторов, получающих французские сребренники.
Конечно, не им же и не их детям в окопах погибать от тяжелых снарядов и ядовитых газов.
В общем, говорить они мне не дали, шумели и требовали срочно тут же отправить армию на защиту сербских братьев.