Маг

– А я еще мог бы немного пройти... – бодро сказал Данила. – Да и солнце еще высоко...

– Скоро будет низко... – добродушно пробурчал Опин.

– Да, – поддержал его Зопин, – скоро совсем низко будет...

Мы развели костер и, пока Зопин кулинарничал, поставили палатку и постелили одеяла. Ужин был, как всегда, хорош, а оторвавшись от мисок и кружек, мы с Данилой вдруг поняли, что уже стемнело и на глубокое черное небо высыпали мириады звезд. Два гнома сидели у догорающего костра и довольно улыбались нам.

– Опин, – обратился я к старшему, – долго нам еще идти?

– Завтра будем в горах, послезавтра, утром, на Косом перевале...

– Так быстро, – испуганно глянул на меня Данила.

– Да, побыстрее, чем на лошадках... – Опин, грустно улыбаясь, смотрел на мальчика. – И там мы распрощаемся...

Данила повесил голову, потом молча встал, отошел от костра и постоял, глядя в небо. Вернувшись, он уселся между гномами, взял Зопина за руку и прислонился головой к плечу Опина. Так мы молча просидели почти час, любуясь ярким ночным небом и наслаждаясь тишиной. Потом Опин, закряхтев, приподнялся и с хрипотцой пробормотал:

– Спать пойдем... Завтра путь неблизкий...

Когда мы забрались в свою палатку, Данила спросил:

– Слушай, дядя Илюха, как же это получается, на лошадях шесть дней ехать, а пешком три дня идти?..

– Не знаю... – задумчиво ответил я. – Только ты заметил – утром мы шли под открытым небом, когда стало жарко, ушли в рощу, а к вечеру опять вышли на голые холмы... А как сегодня солнце опустилось?.. Видимо, наши спутники знают не только земные дороги...

– А разве бывают другие?

– Конечно! Морские, воздушные, космические... А по какой дороге мы с тобой в этот мир пришли?..

Мы надолго замолчали, и я, слыша ровное дыхание Данилы, решил уже, что он заснул, но он вдруг абсолютно бодрым голосом проговорил:

– Хорошо бы все эти дороги увидеть, узнать и пройти...

– Какие твои годы... – улыбнулся я в темноте. – Все узнаешь и все пройдешь... Надо только очень захотеть...

И мы заснули.

Утро нас порадовало туманом и нависшими над окрестными холмами тучами. От хорошей погоды, сопровождавшей нас в течение всего путешествия, не осталось и следа. К тому же сильно похолодало. После быстрого завтрака Данила натянул свой комбинезон, а поверх него длинную курточку, сшитую из выделанной шкуры, мехом внутрь. Его голову снова украсил лихой берет. Я тоже поверх своей верной джинсы надел меховую куртку. А вот гномы утепляться не стали, ответив нам, что их горы греют.

А горы встали перед нами, едва мы повернули за приютивший нас на ночь холм. Ясно видная, неширокая тропка, скользнув по зеленому боку холма, нырнула в ложбинку, за которой холмы превращались в предгорья, круто уводившие ее вверх. Мы бодро зашагали вперед. Подъем, издалека казавшийся таким крутым, оказался вполне проходимым, да и тропа извивалась, отыскивая наиболее удобный маршрут. Серый, рассеянный, туманный свет, лившийся из-за низких туч, с восходом солнца получил какой-то жемчужный оттенок. Казалось, мы шагаем в волшебном мерцании тайны, которая встретила нас у подножия гор и провожает в свое дальнее жилище, чтобы там открыться нам. Только вот что именно нам откроется?..

На крутых склонах, поднимавших нашу тропу все выше и выше, среди зелени травы стали попадаться каменные глыбы – то ли обломки скал, скатившиеся сверху, то ли верхушки самих скал, вынырнувшие из-под покрова присыпавшей их земли. Их с каждым шагом становилось все больше и больше, пока наконец вокруг нас совсем не осталось травы. Тропа тоже стала каменистой, мелкий, неокатанный гравий скрипел под ногами и, сухо шурша, скатывался вниз.

Но Опин бодро шагал вперед, постукивая по тропе темной ручкой своего обушка, который он снял с мешка и держал на манер посоха. Данила шагал следом за гномом и тоже пока что не выказывал признаков усталости. «А ведь он здорово окреп и... повзрослел, что ли... за время нашего странствия», – подумалось мне. Я смотрел на его лихо заломленный берет, из-под которого торчали непокорные белые вихры, и мне казалось, что он даже подрос за эти неполные три недели. Сам я тоже не чувствовал усталости, и дыхание мое было ровным и спокойным. А вот следовавший за мной Зопин громко сопел, пыхтел, топал, что-то бормотал, в общем, всячески показывал, как тяжело ему дается этот подъем. Может, поэтому Опин, повернув вслед за тропой за огромную каменную глыбу, вдруг остановился и, сбросив мешок на камень, громко объявил:

– Привал!..

Когда мы, сняв поклажу, расселись на камнях, я с удивлением увидел, что Зопин страшно побледнел и с его лба ручьем льет пот. Опин присел рядом со своим товарищем, снял свой колпак, достал из него огромный, совершенно новый платок и принялся вытирать Зопину лоб. Потом наклонился и тихо спросил:

– Что, совсем плохо?..

– Не, ничего... – каким-то ломким голосом ответил Зопин.

– Где ж «ничего», – заворчал Опин. – Я слышу, как ничего. Пыхтишь, сопишь... Белый вон весь... Может, тебе все-таки скалой пойти?..

– Ребята, – прервал я их перешептывание, – может, объясните, в чем дело?

– Он высоты боится, – нехотя ответил Опин.