Маг. Биография Паоло Коэльо

Цифры меж тем показывали, что афоризм Нелсона Родригеса может быть применен и к миру книг: на счастье Пауло, критики не могли предоставить книжным магазинам ни одной молекулы текста. И покуда они в лупу высматривали сомнительные словоупотребления, спорные согласования и пропущенные запятые, читатели не переставали покупать, книги. Через неделю после выхода на рынок «Брида» заняла первую строчку в рейтингах по всей стране, одарив Пауло новым рекордом — он был автором одновременно трех национальных бестселлеров. Феномен этой нежданно обретенной массовой популярности заставлял «публичных людей», интеллектуалов и художников, определяться, вырабатывать к нему собственное отношение. Забавно, что если критики выступали единым фронтом, мир «культовых фигур» оказался разделен в зависимости от отношения к новому чуду бразильской словесности. Об этом легко судить по многочисленным интервью в газетах и журналах того времени:

Это гений. Он учит, что благодать — не обязательно в сложном.

(Регина Казе, актриса)

Как вы сказали? Пауло Коэльо? Нет, не приходилось читать ничего им написанного. Да я уж давно пребываю вне реальности.

(Олгария Матос, философ, профессор Университета Сан-Пауло)

«Алхимик» — это история про каждого из нас. Я был до такой степени вдохновлен этой книгой, что рекомендовал прочесть ее всей семье.

(Эдуардо Суплиси, экономист и политик)

Читал и проникся. Рассказ будоражит интуицию и течет естественно, как река. (Нелсон Мотта, композитор) Две книги произвели на меня сильное впечатление. Благодаря им я понял что-то такое, что трудно объяснить в словах.

(Тесил Линс-и-Силва, адвокат и политик)

Да, я читал «Дневник мага», но предпочитаю тексты, которые он создавал в сотрудничестве с Раулем Сейшасом.

(Кака Россет, театральный режиссер)

Вопреки язвительной критике «Брида» за год выдержала 58 изданий и продолжала возглавлять списки продаж, которые (если считать две предшествующие книги) перевалили уже за миллион экземпляров — рубеж, до тех пор достигнутый очень немногими бразильскими авторами. Пауло, окрыленный успехом, готовился в 1991 году взорвать новую бомбу — он работал над документальной книгой, в подробностях повествующей о сотрудничестве с Раулем Сейшасом, об их погружении в мир черной магии и сатанизма и, разумеется, о той «черной ночи», когда, как он был уверен, ему явился дьявол. Нарушив свое правило — обычно Кристина читала рукопись только после того, как была поставлена последняя точка — Пауло давал жене читать книгу по главам. Покуда он целыми днями сидел, склонившись над своим маленьким ноутбуком «Тошиба-1100», Кристина читала, и, когда он был уже на 600-й странице, вдруг сурово сказала ему:

— Пауло, брось эту книгу.

— Что?

— Я от нее в восторге, но беда в том, что она вся — про зло! Я знаю, зло завораживает, но тебе нельзя продолжать писать.

Пауло еще попытался — «сперва словесными аргументами, а потом круша все вокруг себя» — переубедить жену, заставить ее отказаться от этой безумной, как ему казалось, идеи:

— Ты с ума сошла! По крайней мере, ты ведь могла бы сказать мне об этом на десятой странице, а не на шестисотой!

— Ладно, я открою тебе причину: я взглянула на образ Пречистой Девы, и она сказала мне, что ты не должен писать эту книгу.

После долгих споров возобладала, как, впрочем, почти всегда, точка зрения Кристины. Решив, что работа погибнет неизданной, Пауло распечатал текст, после чего уничтожил в компьютере все следы написанного. Пригласил издателя Рокко на обед в фешенебельный португальский ресторан «Антикуариус» на Леблоне и выложил на стол пачку бумаги сантиметров в десять толщиной.

— Рукопись новой книги. Открой на любой странице.

Хотя прежде Рокко, быть может, из суеверия, никогда не читал оригиналы Пауло прежде чем послать их корректорам, в данном случае он исполнил просьбу автора: вероятно, тот неспроста обставил дело такими церемониями. Он наугад вытащил страницу, стал читать, а когда окончил, услышал слова Пауло:

— Кроме меня и Кристины, ты будешь единственным человеком на свете, кто читал хотя бы фрагмент этой книги, ибо я собираюсь ее уничтожить. Я не прошу официанта сжечь рукопись, потому что не хочу, чтобы ее отрицательная энергия превратилась в огонь. Из компьютера я ее удалил.