— Никогда не искала легких путей, — я ухмыльнулась и крепче сжала призрачную руку Анатоля. Тот счастливо улыбнулся в ответ и повел меня обратно, к теплому и мягкому свету, и неясные картины будущего стали гаснуть и исчезать, а образы прошлого — отступать с нашего пути.
Свет разгорался и расширялся, лаская меня, обдавая живительными лучами и принимая в себя наши силуэты и сознания. Но стоило только переступить невидимый порог, как сияние пропало, оставляя меня в темноте. Внезапно навалились боль, усталость и холод. Я застонала и открыла глаза, а в душе притаился ледяной страх и ощущение, что меня обманули.
Моя ладонь все еще ощущала тепло руки Анатоля, но его самого рядом не было. Никого не было. Я часто заморгала, прогоняя темную пелену. Где-то сбоку горел неясный голубой огонек, бросающий легкий свет на металл ближайшей стены. Откуда-то доносилась легкая и чувственная музыка, струнные, флейта и тихие барабаны, женский голос пел на незнакомом языке, а другой, мужской, ему подпевал.
Я вздохнула и попыталась встать, несмотря на головокружение. И где Анатоль? Где я сама нахожусь? Через пару минут темнота и дурнота стали рассеиваться и пришло озарение. Легкая вибрация, ощущаемая через прикосновение к предметам, едва заметные гул двигателей, голос поющего ДеВеля, узкое ложе. Я на «Черном Солнце». Но что я тут делаю и куда мы летим?
Пришлось встать, выкарабкаться из какой-то медицинской капсулы, на которую заменили привычную койку, вытащить иглу капельницы из вены и, хватаясь ватными руками за переборки, подойти к шкафу. Я была в какой-то медицинской хламиде, решив оставить ее в качестве туники, натянула на непослушные ноги легкие шорты и босиком вышла в коридор.
Благо корабль не был велик, что позволило даже такому трупу, как я, добраться до рубки. В своем кресле, откинувшись назад и положив ноги на приборную панель, сидел ДеВель и размахивал руками, словно дирижировал невидимым оркестром. Он самозабвенно — и достаточно неплохо — подпевал неизвестной певице и потягивал что-то из бутылки. Через лобовые иллюминаторы на меня глядела далекая розоватая туманность. Мы летели на тройном форсаже, если верить показаниям приборов.
Я сухо закашлялась, когда поняла, что не могу сказать ни слова. Эти звуки привлекли внимание пилота, и он радостно улыбнулся, делая музыку тише одной рукой и протягивая мне бутылку другой. Я приняла ее и попробовала. Какой-то явно химический раствор, но жажду он утолил отлично и убрал пустыню в моем горле.
— Протеиновый коктейль, с витаминами, для поддержания сил, — уточнил ДеВель, помогая мне забраться в кресло второго пилота. Я еще немного отпила и вернула бутыль. Мой друг начал тараторить, не дожидаясь вопросов, — мы летим обратно, скоро прибудем в систему Героны, а оттуда уже и во времени скорректируемся. Полет проходит отлично, всё-таки топливо в будущем не чета нашему, двигатель такие скорости развивает, мама не болей!
— Стоп, — прохрипела я. Видимо, голосовые связки давно не использовались. — Почему! Почему я жива и почему мы улетаем, если мне стало лучше?
— Потому и улетаем, — вздохнул ДеВель. Бросил косой взгляд и снова вздохнул.
Я прищурилась и протянула руку, включая общий свет в рубке. Несколько белых ламп высветили лицо пилота, заставив меня, шипя, выругаться. По вискам ДеВеля в черноте волос шла седина, словно он внезапно постарел. Едва заметные морщины пролегли у глаз и на лбу.
— Ватмаар! — выдохнула я. — Сколько я пробыла в коме, что ты так изменился?
ДеВель отмахнулся и выключил общий свет, который мешал ему следить за приборами.
— Не в том дело, ты проспала всего неделю. Три дня в имперском лазарете и четыре на борту в анабиозе. Анатоль приказал открыть твою камеру на подлете к Героне, а до этого ты была под крышкой.
Пилот еще глотнул из бутылки и подправил курс точными движениями.
— Важна причина, понимаешь? Не следствие, а первоначальная проблема. Мы перемахнули через тысячелетия, это не могло не сказаться на нас. Ты не могла постареть, ты лидорианка, но зато начала прогрессировать болезнь. А я немного… повзрослел. Единственным спасением было вернуться на корабль. Временные стабилизаторы замедлили процесс и чуть смягчили этот парадокс. Но после нескольких дней стало ясно, что все равно придется вернуться обратно. В Империи не нашлось лекарства. Когда мы снова будем в своем времени, нужно потребовать перенаправить средства фонда на другое исследование. К тому же… Это не наше время, мы давно умерли, и Вселенная пытается восстановить естественный ход вещей. Нельзя просто так перемахнуть столько тысяч лет без последствий. Ты будешь болеть все сильнее, а я стареть, несмотря на эликсир долгой жизни… — ДеВель вдруг развеселился и попытался меня отвлечь, — представляешь? Мне сделали инъекцию! Обалдеть, да об этом могут только мечтать миллиарды людей!
— Значит, прогрессирование недуга — следствие ускоренной перемотки времени?
ДеВель кивнул и улыбнулся, словно наслаждаясь интригами путешествий и парадоксов. Я не разделяла его энтузиазма.
— Но, почему… так быстро?