Маг четвёртого ранга (СИ)

Вдруг за одеянием Пракия, в области его груди что-то замерцало белым. Пракий вздрогнул. Вытянул из-за ворота балахона небольшой медальон. Круг из блестящего металла с четырёхгранной звездой в центре, и эта звезда горела белым, и свет её из тусклого, почти незаметного, становился всё ярче.

— Тьма… — прошептал Пракий, не отрывая глаз от медальона. Миг. Второй. Бородач вскакивает и устремляется к лошади. — Сюда, оба! Живо!!! — рыкнул Пракий, и мальчишки подскочили. Пракий достал из седельных сумок небольшую книжицу, на кожаном переплёте выгравирована руна. Руки Пракия вспыхнули белоснежным светом, его глаза засияли так же. Сила из его рук перетекала в книгу, он безостановочно бурчал что-то про себя, со лба его катился пот. Чак с Тоддом стояли рядом и наблюдали, тела их дрожали, ноги стремились бежать. Вдруг книга поднялась и повисла в воздухе, она сама собой раскрылась и замелькали страницы. Пракий задрал кверху руки и прокричал:

— Священный купол, да защитит нас светлый дух! — от книги прокатилась волна силы, вокруг троицы, костра и лошадей из выпущенной силы образовался тонкий купол. Его свет осветил поляну, и в двадцати шагах, немного слева от троицы, мелькнул тёмный силуэт.

— Вот где ты, проклятая мерзость! — сквозь сжатые зубы проскрежетал Пракий. В той стороне, за барьером дымилось и перетекало тьмой что-то неизвестное, у чего красным голодным огнём сверкали глаза, мелькнули длинные когти, тварь за миг возникла у грани барьера, раздался звон, и стена барьера покрылась трещинами.

Пракий указал рукой в сторону твари, стена барьера там стала толще, трещины тут же затянулись, а Пракий осел, ноги его подломились, и он рухнул на колени.

— Живааа….ааа… — голос Пракия дрожал, самого его трясло, — заааалезайте на коняяя… быстро… я дооолго не продеррр….жусь…

Треск стекла звучал всё чаще, всё с меньшей периодичностью, тварь стояла к барьеру вплотную, и безостановочно кусала и рвала его когтями. Её лапы отскакивали от грани барьера, но из раза в раз там оставались трещины и дыры, которые не успевали затягиваться. Сейчас, в свете барьера тварь стала видна полностью, дымка исчезла. У неё были огромные совиные глаза, что изнутри горели красным, обтянутой кожей человеческое лицо, челюсть безостановочно шевелится, что-то стекает из рта, и постоянно мелькают два верхних неровных клыка. Тело быстрое, покрытое тонким мехом, с костяными наростами на плечах, длинные четырёхпалые руки с закруглёнными когтями, как у рыси… её руки продолжали мелькать с дикой скоростью, а глаз она не сводила с Пракия. И эта тварь была огромной, почти в два человеческих роста.

Первым пришёл в себя Тодд, от маленького тела его повалил белёсый пар, он резво схватил Чака за руку, и чуть не выдернув её из сустава закинул друга на лошадь. Подскочил рядом и руками уцепившись за веревку, которой кобыла была привязана к дереву, разорвал её с неожиданной лёгкость. Затем шлёпнул лошадь по крупу и замер.

Лошадь Чака от резкого шлепка устремилась вперёд, пришедший в себя рыжий тут же натянул поводья, лошадь дико взбрыкнула, но Чак смог усидеть, и он тут же повернулся в седле, вновь протягивая другу руку:

— Хватайся быстрее, идиот!

Треснуло. Вдруг стало разом темнее. По ушам ударил резкий звон схлопнувшегося барьера. Тодд кинулся к едва видимой руке, ухватился, попробовал запрыгнуть на лошадь, но соскользнул с гладкого бока, рука Чака натянулась, рыжий замычал от боли. Во второй раз Тодд прыгнул удачнее, приземлившись позади Чака, и даже сумел удержаться. Лошадь тут же попыталась встать на дыбы, но Чак с силой ударил ногами по боку животины, и та устремилась вперёд, с места стартанув в галоп.

По лицам всадников больно хлестали ветви, кобыла то и дело спотыкалась о корни. А позади всадников вдруг раздался шлепок и одновременно хруст, словно кусок мяса отделили от туши, а следом за ним визг мага, вспыхнуло белым, и мальчишки на миг углядели дорогу, Чак направил горошину по ней. И свет тут же погас. Визг мага оборвался. И тишина. Вновь тишина. Лишь стук копыт, шуршание ветвей, и частое дыхание двух мальчишек. Позади раздался лошадиный дикий гогот, перешедший в верещание. Он продолжался несколько долгих мгновений с такой силой, что в звуке проявился отчётливый хрип, который всё нарастал и так же резко оборвался. Вновь тишина. Лишь стук копыт по пыльной дороге.