Маг и его Тень. Рождение Мага

Гарри горько усмехнулся. Сильная личность… Вчерашняя ночь ясно дала понять, насколько он «силен» на самом деле. Вперед, вперед, вперед со всей возможной скоростью, не заботясь ни о препятствиях, ни о том, что при столкновении с оными на них остаются клочки его мантии, капли крови из исцарапанных пальцев. Словно кусочки души. Вчера на его глазах умерла девочка, он должен бы плакать, кричать, бросаться на стены — вот только почему-то не хочется ничего такого делать. Хочется закрыть глаза, нырнуть с головой в собственные тоску и усталость, оставить весь этот безумный мир вертеться в одиночестве. Но за спиной по-прежнему бесшумно тает реальность. Стоит хоть на миг остановиться или хотя бы замешкаться, обернуться, и следующий шаг будет сделан в пустоту. Вся его так называемая «внутренняя сила» — всего лишь страх. Страх не только перед тем, что случится, но и, как бы нелепо это ни звучало, перед тем, что уже успело или только могло бы произойти. Да и о цельности говорить не приходится, достаточно вспомнить хотя бы Криса.

— Спасибо, сэр, — сдержанно отозвался он. — Расскажете, что сейчас происходит в школе?

— Ну что ж, одну радостную новость я могу сообщить тебе уже сейчас: Рональд Уизли сегодня утром вернулся из Мунго. Он очень винит себя в том, что сделал не по своей воле, и надеется, что его лучший друг не держит на него зла. Обо всем остальном вам расскажет мисс Грейнджер. Ах нет, вот еще одно известие, которое ты, возможно, сочтешь хорошим, — Гарри уголком глаза видел, как в складках пурпурной мантии текут оранжевые всполохи веселья, — все уроки сегодня отменены. Думаю, ты найдешь мисс Грейнджер в библиотеке.

Мальчик его не слушал. Сперва напряженно ожидал, когда же Дамблдор объявит о смерти Джинни, и все остальное пропускал мимо ушей, а потом заворожено смотрел на эмоции Дамблдора. Эти оранжево-золотые искры даже не один из слоев ауры великого мага, а так, изменчивые блики на озерной глади, с настоящей водой и тем более ее глубинами не имеющие ничего общего. Но ему впервые удалось не просто почувствовать, но и увидеть эмоции директора. С любым другим обитателем замка, кроме разве что Снейпа, Гарри мог проделать нечто подобное совершенно машинально, не прилагая никаких усилий. Разумеется, до считывания мыслей и воспоминаний ему было еще далеко, но незащищенные мощными ментальными щитами ауры для него были как на ладони. Но только сейчас в присутствии Дамблдора он уловил не смутные полуразмытые ощущения, а нечто вполне устойчивое и почти материальное. Если только образы и тени чужих эмоций вообще могут быть материальны.

Он прекратил упиваться собственным уникальным даром и постепенно открывающимися возможностями как раз вовремя, чтобы услышать самое главное:

— … прежде, чем ты присоединишься к однокурсникам, я хотел спросить, что ты думаешь об одной вещи, что я прислал тебе не так давно? О тетради в черной кожаной обложке.

Гарри вздрогнул и, не успев ничего обдумать как следует, выдал себя неосторожным жестом. Теперь уже притворяться, что он не имеет ни малейшего понятия о дневнике, было бессмысленно. Недавняя эйфория мгновенно схлынула, на прощание велев поработать над выдержкой и обзавестись еще несколькими извилинами мозга.

— Дневник Риддла, сэр? Он… я носил его в сумке. И вчера он тоже был со мной. Да вот, — он соскочил с подоконника и метнулся к висящей на спинке кровати сумке. — Я вам его отдам…

Вряд ли авроры не пересмотрели все его вещи как в спальне, так и в сумке. Да и Дамблдор наверняка знал, что тетради там нет. Но пусть услышит еще раз.

— Сэр, клянусь, он был здесь, — он раз за разом перетряхивал содержимое школьной сумки. — Но… я не могу его найти!

Прикосновение к сознанию. Легкое, умелое, практически неощутимое. С трудом подавив изначальный порыв выставить защиту и показать все изученные трюки, Гарри позволил основной занимающей его сознание эмоции выплеснуться наружу. Отчаянье. Одно из тех чувств, что были свойственны неразумным человеческим предкам, еще не догадавшимся как ловко можно использовать валяющуюся под деревом палку. Одно из самых древних, а потому и самых сильных проявлений человеческой природы. Это отчаянье в считанные доли мгновения охватывает толпу и сметает в сторону разум каждого ее представителя. Это отчаянье является опаснейшей эмоцией для менталиста, оказавшегося поблизости. Даже от ненависти не так сложно абстрагироваться. В данном случае оно было связано с тем, что старик может прочесть сокровенные мысли и узнать секреты Гарри, но никак не с тем, что пропала какая-то там тетрадь. Но чтобы узнать это, нужно было чуть глубже погрузиться в чужой разум. Дамблдор был достаточно опытен и умен, чтобы этого не делать. Он не хуже Гарри знал, чем это чревато для легиллимента.