Маг и кошка

— Ну, не родился же ты живым, как теленок? — презрительно осведомилась Диметролас. — Хотя, пожалуй, если бы ты был быком или оленем, то, наверное, лучше бы понимал, как это важно: родство, потомство.

— Я понимаю, как важна дружба, — задумчиво проговорил Стегоман. — Случись со мной большая беда — мои сородичи придут мне на помощь. Но они мне не доверяют.

— Да что же ты им такого сделал? Может, ты им так же грубишь, как мне? Может, ты с ними так же заносчив и холоден? Да, ты на редкость дерзок и самовлюблен. Ты нетерпелив, ты любишь поучать других! Кем ты считаешь себя, а? Колдуном, что ли?

Мэт забеспокоился. Обозвать дракона колдуном — это было второе из самых страшных оскорблений. Злые колдуны для изготовления своих зелий пользовались драконьей кровью, а добыть ее можно было, только убив драконьего детеныша. Единственным более страшным оскорблением были слова «охотник за детенышами». Да, были такие люди — они выслеживали и убивали драконят ради их крови, которую потом продавали колдунам. В раннем детстве Стегоману довелось пережить крайне неприятную встречу с одним из таких охотников. Мэт затаил дыхание и приготовился к тому, что сейчас-то его друг уж точно выйдет из себя.

Однако взрыва не воспоследовало. Стегоман ответил вот что:

— Я считаю себя драконом, который дружит с магом, и если будет нужно, я готов пролить за него каплю-другую собственной крови.

— О, ты просто невыносим! — вскричала Диметролас. — Неужто у тебя нет ни гордости, ни чести? — Она разошлась не на шутку. — Это надо же — сказать такое! Он готов отдать свою кровь магу! Добровольно! Не так, чтобы у тебя ее отняли колдовством, не так, чтобы ты пролил ее в жестоком бою, — нет, ты готов отдать свою кровь трусливо и позорно, как какая-нибудь жалкая овца на бойне! Ты не дракон! Ты — людская домашняя зверушка!

— Я же говорил тебе, что я — чужой среди своих, — с убийственным спокойствием проговорил Стегоман.

— Нечего этому дивиться, если ты якшаешься с магами! Уж тут ты прав: ни одна дракониха в здравом уме не пожелает иметь с тобой ничего общего! Ступай же своей дорогой, и пусть она никогда не пересечется с моей!

Диметролас подпрыгнула, ожесточенно замахала крыльями и умчалась прочь, во мрак ночи.

Стегоман неподвижно сидел на вершине холма.

Мэт ждал, что уж теперь-то дракон непременно взорвется. После такой словесной перепалки Стегоману по идее обязательно следовало каким-то образом выпустить пар. Еще удивительно, как он не выпустил пар — и не только пар — на Диметролас. Но Мэт хорошо понимал, что именно сейчас ему к Стегоману лучше не соваться.

Но он опять ошибся. В ночной тишине послышался голос дракона — тихий, спокойный, печальный и даже, как ни странно, нежный.

— Мэтью?

— А? Что, Стегоман? — отозвался Мэт.

— Ты слышал?

— Ну… Доносило кое-что ветром, и…

— Что тебе еще оставалось — конечно, ты все слышал. Понятно.

Мэт вдохнул поглубже:

— На мой взгляд, ты мастерски сохранял спокойствие.

— Но разве спокойствия она ждала от меня? — грустно спросил Стегоман. — Не ожидала ли она хотя искорки страсти — пусть бы даже эта страсть проявилась в злости?

Мэт ответил, старательно подбирая слова:

— Быть может, ей этого хотелось, но злостью ты бы мог напугать ее, и тогда она бы на тебя напала.

— Если так, то я ничем не мог ей помочь, — горько вздохнул Стегоман. — Мое спокойствие привело ее в отчаяние, а злость ее испугала бы.

— Ну, вообще-то ты мог бы, конечно, одарить ее парой-тройкой комплиментов.

Стегоман немного помолчал и сказал:

— Пожалуй. Но разве это не показалось бы странным?

— О, я думаю, она нисколько не возражала бы.

— Наверное, ты прав. — Стегоман еще помолчал и задумчиво спросил: — А она так рассердилась только из-за того, что я не говорил ей комплиментов? Или из-за того, что я повел себя слишком странно, слишком пугающе?

— Думаю, последнее несколько ближе к истине. Ты слишком осторожничал насчет своего прошлого.

— «Осторожничал»! — фыркнул Стегоман. — А она мне о своем прошлом хоть слово сказала?

— Нет, не сказала, но покуда она будет пребывать в неведении относительно твоей жизни, она не доверит тебе своих тайн.

— Ну, я-то ей кое-что все-таки сказал, — обиженно проговорил дракон.

— Верно, сказал, но только ради того, чтобы втолковать ей, почему ей надо держаться от тебя подальше. Так разве стоит ее винить за то, что она послушается твоих настоятельных рекомендаций?

— Ни в чем я ее не виню, — буркнул Стегоман. — Ни за то, что она появилась, ни за то, что улетела.

Конечно же, на самом деле это означало, что он винит Диметролас и в том, и в другом: ведь если она только тем и занималась, что причиняла ему боль, вызывала тоску и горечь, осыпала оскорблениями, а потом улетала — зачем ей было тогда вообще появляться?

И все же, на взгляд Мэта, отношения у драконов потеплели и могли бы стать еще лучше — если бы, конечно, Диметролас вернулась.