Целительница нахмурилась, отняла у меня саквояж и водрузила себе на колени, словно пытаясь спрятаться за ним от неприятных вопросов. Я заметил, как побледнели костяшки пальцев, вцепившихся в ручку саквояжа. Пришлось вкратце обрисовать сложившуюся ситуацию, в том числе и причину, по которой за информацией пришлось обращаться к ней. Я же не виноват, что Мажеровский столь болезненно реагирует на любые вопросы о собственном здоровье.
И опять я убедился, что мое первое впечатление о целительнице оказалось верным. Она не стала задавать глупых вопросов, а четко и толково ответила на все интересующие меня вопросы:
— Интересовались здоровьем Саши люди, приближенные к Скорпио, якобы по собственной инициативе. Пришли в клинику, представились Сашиными друзьями, выразили беспокойство по поводу его здоровья, мол, после несчастного случая в его поведении появились странности…
Я кивнул.
— Да, Мажеровский говорил мне, что какой-то эксперимент не удался.
— Это мягко сказано. Тот эксперимент имел для Саши самые фатальные последствия. Вы в курсе, что ему теперь нельзя ни под каким соусом ворожить? Присматривайте за ним, он же, как дитя малое, — сказала Анна Карловна, вновь опуская саквояж на пол. — А люди те мне не понравились, какое-то напряжение в их поведении меня насторожило, поэтому я ограничилась общими фразами и ничего такого, что не известно людской молве, они от меня так и не узнали. В итоге они, уходя в большом раздражении, порекомендовали мне держать разговор в тайне, особенно от Саши. Якобы, чтобы не волновать больного.
— И вы послушались? — с улыбкой спросил я.
— Я всегда сама решаю, как поступать, — гордо вскинув голову, заявила целительница. — И всякие сомнительные личности мне не указ.
Сказано с намеком, который я демонстративно не заметил. Послышался сигнал магбиля. Азар дает знать, что все готово к отправлению.
— Ваше время вышло, — сказала Анна Карловна, подхватив саквояж и направляясь к дверям. Но я не позволил ей уйти вот так, не попрощавшись.
— Даже не думайте. Пока я не договорю, вы отсюда не выйдете. Если, конечно, вы хотите благополучно вернуться к своим пациентам.
Последняя фраза ей явно не понравилась.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что на обратном пути вас ждет встреча, скорее всего, неприятная. Но если вы будете четко следовать моим инструкциям, все разрешиться благополучно.
Окинув меня тяжелым взглядом, целительница вернулась в кресло и вновь отгородилась саквояжем.
— Проблема в том, — перешел я непосредственно к делу, — что вас на обратном пути, скорее всего, остановят, и опять будут задавать вопросы о самочувствии Мажеровского. И обо мне. Не показываете вида, что ждали этой встречи, ведите себя непринужденно, может с легкой тенью удивления…
— Молодой человек, — с грустью перебила она меня. — Давно минуло то время, когда меня можно было чем-то удивить. За долгую практику я такого насмотрелась…, — она махнула рукой, не вдаваясь в подробности.
— И все-таки, — продолжил я настаивать на своем. — На вопросы отвечайте спокойно, особо не упрямьтесь, но в ответах будьте осторожны и расчетливы. Главное – это ваша основная заповедь «Не навреди».
— Я о ней никогда не забываю, не переживайте, — сухо ответила она.
— Замечательно. По Мажеровскому отвечайте: находится в добром здравии и твердой памяти, как любой нормальный человек, может забыть о каком-то пустяке, но это его не угнетает, скорее наоборот. Все что нужно, он помнит очень хорошо, а прочие пустяки его не интересуют.
Целительница щелкнула замком саквояжа. На свет появилась склянка с прозрачной жидкостью.
— Молодой человек, вас не затруднит подать мне стакан?
— Да-да, конечно, — засуетился я. Накапав из склянки капель пятнадцать, целительница зажмурилась и лихо опрокинула стакан. На секунду замерла, потом её всю передернуло, так что даже у меня скулы свело. Наконец, она открыла глаза и чуть смущенно пояснила:
— Нервы, батенька. В моем почтенном возрасте они уже требуют поддержки. Это вам, молодым, всякие встряски только на пользу идут.
Неожиданно мне стало стыдно. Я взваливаю такое серьезное и опасное дело на хрупкие плечи пожилой женщины, которая и так отдала всю жизнь нелегкому и часто неблагодарному труду целительства. Вероятно, она заметила на моем лице тень внутренней борьбы, потому что поспешила заверить:
— Не волнуйтесь, я справлюсь. Саша мне как родной, в свое время он оказал мне неоценимую услугу, я просто не могу не оказать ему помощь.
Я искренне восхитился этой женщиной. Ведь прекрасно понимает, что мы тут ни в бирюльки играем, но полна решимости бороться за жизнь подопечного до конца.
— На вопросы о Стрельцове отвечайте с легким пренебрежением: мол, есть такой, но вам не понравился. Наглый, самоуверенный, легкомысленный. Но кое-что для охраны замка вроде как предпринимает.
Целительница тактично промолчала, лишь улыбка скользнула по плотно сжатым губам. Вероятно, моя самооценка в чем-то совпала с её собственной.