Маг поневоле

Через минуту незнакомый воин уже лежал в одной из повозок. Собственно говоря, о том, что он воин, можно было понять только по чудом не потерянному шлему и перевязи с мечом, пристёгнутому прямо на исподнее. От доспеха и сапог, он, судя по всему, по каким-то причинам, избавился. Ну, или помогли избавиться. Хотя второе маловероятно. Зачем тогда меч со шлемом оставлять? Они тоже денег стоят. Вид ратника вполне соответствовал его одежде: безумный блуждающий взгляд, воспалённые потрескавшиеся губы, опалённая, как от ожогов, кожа.

Виленд, бережно приподняв голову, приложил к губам плошку с водой. Воин судорожно глотнул, закашлялся, вновь глотнул, постепенно приходя в себя.

— Где я? — Прохрипел он, силясь приподнять голову.

— В безопасности, — положил руку ему на плечо Невронд. Виленд вновь поднёс к губам воду. — Ты кто? Откуда ты вой?

— С Хованного острога я, — воин не оставлял попыток приподняться. — Никшой меня кличут, господине. Меня господине кастелян послал.

— Хованного? — Не на шутку озадачился Невронд. — Да до него седмицы две пути будет. Ты часом не врёшь мне вой? Ты как сюда попал?

— Меня господине кастелян послал, — вновь повторил Никша. — Беда у нас. Острог степняки осадили. Гильтов шесть будет, не меньше! Да и в сторону Вилича ещё с десяток ушло.

— С чего бы так много? — Не на шутку, встревожился десятник. — Степняки не любят в большие отряды сбиваться. Неразбериха у них тогда начинается. Не терпят коренные, над собой, чьей-то власти.

— Так до недавней поры и было, — облизав потрескавшиеся губы, согласился Никша. — Да только слух дошёл, что всё же объединил их кто-то. Наибольший у них появился. Вот его людишки под крепостцу и пришли.

— Не мели чепухи, вой! — Мефодий даже побагровел от негодования. — Степняков уже почитай больше трёх веков, со времен ырги Юнуса, никто не объединял! Да и тот плохо кончил!

— Что-то темнишь ты, вой, — нахмурил брови Невронд. — И ты не ответил на мой вопрос. Если ты в Хованного острога, то тут как оказался? И зачем бы тебя господине кастеляну куда-то посылать? Голуби же есть!

— Голуби есть, — искривил рот, в страшной улыбке, Никша, — то правда. Да толку в них нет. Господине кастелян три раза весточку в Вилич послать пытался, да все бестолку! Со степняками шаманы пришли. Все птицы, сразу за стеной, на землю камнем падают.

— Врёшь! — Зло прорычал десятник, схватив Никшу за грудки. — Степняки шаманов в поход с собой ни в жисть не возьмут! Тем обычай, свои земли покидать настрого воспрещает! Это я доподлинно знаю! Ты сам их видел?!

— Нет, — помотал головой Никша. — Их никто не выдел. Да только ушлёпки волшбу почувствовали. Сказывают, что не их волшба — шаманская. Людишки бают, что знамение им какое-то было. Вот они вслед за воями и потянулись.

— Какие знамения у этих скотов быть могут? — Донельзя перекосился отец Мефодий и добавил, будто плюнул. — Дикость и ворожба нечестивая!

— Вот господине кастелян и стал охотников кликать, грамотку в город доставить, — продолжил, между тем, Никша. — Десять золотых награды посулил, вот я и соблазнился, на свою голову.

— И как же ты ушёл? Они же на конях? — Невронд буквально навис над раненым, буравя его глазами.

— Если кто в Хованном остроге бывал, то знает. Пустошь там рядом есть. Длинная, но узкая очень. Насквозь просвечивается. — Было видно, что слова даются воину с всё большим трудом, и он балансирует на грани беспамятства. — Вот я и решил рискнуть. Степняки к ней и близко не подходят. Не любят они магии. Я туды ночью и рванул. Думка была наскоком проскочить, ан не вышло. Закрутило меня. Там темно, не видно ничего. Долго блуждал, думал, вообще не выберусь. Очнулся уже туточки. Даже не помню как.

— Пустошь и не такое может, — заметил кто-то сочувственно. — Как же ты выбрался?

— Не знаю я. Говорю же, не помню ничего. Даже как доспех потерял, не помню. Что-то жгло очень.

— Прям как ты, — шепнул мне на ухо Лузга. — Ничего не знаю, ничего не помню.

— Ладно. Без грамотки веры особой тебе пока нет, — Мефодий отвернулся от Никшы и, глядя на Невронда, добавил. — Доедем до деревни, я отцу-приору весточку пошлю. Обскажу всё. Пусть сам решает, как дальше быть.

Обоз продолжил свой путь. Мы опять слегка приотстали, дав последней повозке отъехать от нас на десяток метров. Не любят вои, когда мы рядом с ними находимся. Вот не любят и всё. Вон меченый, до сих пор, на нас косится.

— Сволочь, — подумал я. — нас за людей не считает. А у самого, если поглубже копнуть, столько дерьма наберется. Только и умеет, что за чужими спинами от опасности прятаться.

— Сволочь, — повторил мои мысли вслух близнец-разведчик. В его голосе было столько ненависти, что если бы слова могли убивать, меченый давно бы рухнул на землю замертво. Да и десятник его ненадолго пережил.

— Чего ты так озлился? — Решился возразить его брат. — Обычное дело. Воев немного. Их беречь надо, а наши жизни и ломаного гроша не стоят.

— Кто бы говорил! — Окрысился первый, — Сам-то сразу за чужими спинами спрятался! Боялся, что, не дай Лишний, вместе с братом пошлют!