Маг поневоле

— А то! — Весело хохотнул Гонда, по-хозяйски устраиваясь на одной из двух, стоящих возле массивного стола, лавок. — Гостиный двор! Тут торговцы заезжие, что за углём со всех княжеств съезжаются, гостевать останавливаются, да тиун княжеский, когда за оброком наезжает, тоже тут ночует.

— Богатая деревня! — Одобрительно проворчал Марк, решительно располагаясь напротив Гонды. — И изба знатная! Вон даже светоч есть! Ещё бы снеди поболе да вару покрепче и совсем хорошо будет!

— И полати широкие. Там и на десятерых места хватит! — Отлепился, наконец, от порога Лузга, кивнув на деревянный настил между огромной печкой и стеной, закреплённый почти под самым потолком.

Я, уже давно, расположившись у кем-то заботливо растопленной печки, особого восторга по поводу избушки не разделял. Хата как хата. Как мне кажется, я и получше видел. Нет, конечно, на фоне наших предыдущих ночлежек, тут царские хоромы и впервые появилась возможность нормально выспаться, не дрожа поутру от холода, да только мне тут переночевать всё равно не светило.

— Будет вам и снедь и вар, — Гонда, тяжело вздохнув, поднялся со скамейки и направился к выходу. — Я уговор помню, — повернулся он к нам у двери. — Подождите чутка. Я скоро обернусь. — И подтверждая мои опасения, добавил. — А почивать на полатях вы вдвоём будете, как яры какие-нибудь.

Мне осталось только вздохнуть, смиряясь с неизбежным.

— Вельд ты чего застыл? — Гонда тихонько, еле слышно, постучав в дверь, повернулся и хитро прищурившись, наклонился ко мне. — Иль боишься кое-кого?? Не боись, — он хлопнул меня по плечу. — У Ганьки подруга опытная. Где надо подскажет, где нужно научит!

Я хотел было ответить, но тут проскрипела дверь.

— Ты чтоль, Гонда? — Донёсся сквозь дверную щель женский голос.

— А что, кого-то другого ждала? — Тихо засмеялся, в ответ, мой друг. — Не дядьку ли Антипа? Он говорят, к тебе похаживает!

— Не твоего ума дело, кто ко мне заходит, — спокойно, без злобы, отрубила Ганька. — Чай не жена. — И, распахнув дверь пошире, скомандовала. — Ну, заходи, коль пришёл. И друг твой пусть заходит. — Добавила, мазнув по мне взглядом. — Чай не пёс, чтобы у дверей жаться.

Гонда скользнул внутрь. Чуть помедлив, не услышав ничего подозрительного, вошёл и я. Протиснулся мимо, и не подумавшей посторонится, хмыкнувшей Ганьки и, напрягая зрение, осмотрел тускло освещённую комнату.

В первую очередь, в глаза бросился небольшой грубо сколоченный стол. Оно и понятно. Ведь именно на нём коптила толстая, как-то чудно скрюченная, свеча, освещая разложенную немудрёную снедь. За ним вольготно расположился Гонда, уже чем-то аппетитно хрустя и блаженно улыбаясь. Слева, серым смазанным пятном, стояла уже привычная печь, рядом, нависали полати, справа, возле оконца, чернела крышка сундука. Если и было в комнате ещё что-то, то оно надёжно таилось по тёмным углам, сливаясь с фоном. Во всяком случае, толпы мужиков с верёвками и цепями, которых я подспудно боялся увидеть, спрятаться там не могло. От сердца немного отлегло.

— Ты чего опять встал? — Мягко подтолкнула меня сзади Ганька. — Засмущался, что ли? Так вон, с охламона пример бери. Ещё войти толком не успел, а уже лопает за семерых.

— Оголодал малёха, — ничуть не смущаясь, прочавкал Гонда и потянувшись к глиняной бутыли, добавил. — Ты дружка моего не обижай. У него энто дело в первый раз будет. И Нинке скажи, чтоб поласковей была. — Он недоумённо огляделся вокруг и спросил. — А где она кстати? И кружки только две на столе стоит.

— Будет ему Нинка, — Ганька слегка прижалась ко мне и, ласково потрепав за волосы, ещё раз подтолкнула в комнату. — Садись вон к столу. Поешь пока. — И повернувшись к Гонде, ответила. — С Нинкой я договорилась. А тока уверенности не было, что ты не один придёшь. Вы же все напуганные там. А Нинку позвать недолго. Ты же знаешь, она по соседству живёт.

Я сел на узенькую скособоченную лавочку, взглянул на весело скалящегося Гонду, ласково, с какой-то жалостью, смотрящую Ганьку и почувствовал, что меня начинает отпускать. Слишком велико было напряжение последних дней, подспудно не давая расслабится. Слишком велик страх, снова оказаться в подвале, с цепью на ноге и пониманием полной безвыходности своего положения. Это ведь чудо, что Гонта меня тогда выручил. А чудес, как известно, не бывает. Вот и получается, что я дважды обязан этому худенькому весёлому парнишке: за то, что в подвале не бросил, и за столик этот, пусть скудно накрытый и со свечкой коптящей, вместо яркого светоча, но зато впервые дающий почувствовать себя в безопасности. Человеком себя почувствовать, а не зверем загнанным. От избытка чувств защемило в груди. К глазам подступили слёзы. Чувствуя, что сейчас могу разрыдаться, я закусил губу и потянулся к грубо нарезанным кускам сала.

— Ну чего уставился? — Вызверилась на Гонду Ганька. — Не видишь, тяжко ему. Вару давай наливай. С него быстро отпустит. — И, грустно посмотрев на меня, покачала головой. — Молоденький какой. Жалко прям! Как кличут то хоть тебя?