Маг поневоле

— Может, идут, а может, и нет их тут совсем, — пожал плечами Гонда — Проверять не собираюсь. Дорого обойтись может. И тебе не советую. Держись возле меня — глядишь и дойдёшь спокойно до Вилича.

— А чего они ждут тогда? — задумался я. — Не проще подойди и просто забрать нас. Оружия у нас нет, а там, — кивнул я в сторону обоза, — если охрана и вступится, так их с десяток всего. Заодно и обоз пограбить можно.

— Так–то оно так, — почесал за ухом Гонда. — Добра на подводах немало будет. Ток жрецы давно отучили их обозы грабить. Отнять то, оно дело не хитрое, — кивнул он на подводы. — Ток потом этим татям жизни не будет. Отцы–вершители их даже искать не станут. Просто отец–приор отлучит от храма Троих все окрестные деревеньки за потворство и всё. Мужики их сами порвут. Это даже похуже будет, чем с белой стигмой по лесам шастать!

— Ну а мы, — добавил Лузга, — пока за обозом идём, тоже под защитой Троих находимся. Тайком умыкнуть могут, а вот так … В открытую… Дураков нет! Жрецов даже степняки не грабят!

— Да, — оживился я. — Как раз хотел спросить. А почему в повозки быки запряжены? На конях то побыстрее было бы.

Очередное разглядывание моей тушки тремя парами глаз дало понять, что я опять сморозил что–то, по местным меркам, невообразимо глупое.

— У нас на конях только самоубийцы ездят, — наконец выдавил из себя Гонта. И тут же, потерев подбородок, опроверг самого себя. — Нет. И они не ездят! Можно и попроще смерть сыскать, ежели жить неохота.

Я вопросительно уставился на него. Гонда устало покачал головой и всё же решил объяснить.

— Это всё из–за степняков. Эти дикари, почему то решили, что на лошадях могут ездить только они. Бог, что ли, ихний, им так разрешил или ещё чего. — Гонда презрительно фыркнул и тряхнул головой. — Не это важно. Важно, что за другими они такого права не признают. И звереют, когда даже просто в здешних краях лошадь увидят. А уж ежели верхом кого на ней споймают, то совсем беда.

— И что с таким будет?

— Ничего не будет! — задористо гыкнул, прислушивавшийся к нашей беседе, Марк. — Совсем! Даже костей потом никто не найдёт!

— Только это ничего, довольно долго продлится, — согласился с ним Лузга. — И старики бают, что вопли стоят такие, что хоть уши зажимай. В пытках эти сволочи толк знают.

— А что за казнь то? — мне стало жутковато, под мрачными взглядами моих спутников. Ну, их к Лишнему лошадей этих! Мы лучше ножками! Потише пойдёшь, подальше дойдёшь!

— А кто его знает, — пожал своими могучими плечами Марк. — У нас уже лет триста на лошадях никто не ездит. Даже господине князь. Его в специальном паланкине рабы на плечах носят. Я когда с батей в городе был — видел. Большой такой. Красивый!

У обозов началось движение. Засуетились возницы, потянулись, широко зевая, к телегам воины.

Засобирались и мои спутники. Гонда, убрав остатки еды в заплечный мешок, не спеша отряхнулся и задумчиво посмотрел на меня.

— Слушай, — обратился он ко мне. — А ты с земляком то своим раньше ладил али как?

— А я знаю, — озадаченно пожал плечами я. — Я же не помню ничего!

— А ну да, — хлопнул себя по лбу Гонда. — Никак не привыкну. Я к чему спрашиваю. Дружок твой вон к отцу–послушнику подошёл. Гляди, как кланяется. Чуть лбом дорогу не проломил. А у нас лишний раз на глаза жрецам попадаться не принято. Прибытку никакого, а боком выйти запросто может. Вот и думка у меня. Чего он к нему сунулся? Не на тебя ли донести?

— О чём доносить то? — не на шутку встревожился я.

— А кто Лишним на погостье клялся? — хмыкнул в ответ Гонда. — Да ещё прилюдно?

— Не клялся я никаким Лишним! — озмутился я несправедливости обвинения. — Я сказал «богом клянусь»! Может я Хунгара имел в виду или Йоки!

— Э нет, — встрял в разговор Лузга, несогласно покачав головой. — У нас Троими отдельно не клянутся. Они связаны промеж себя крепко. А наособицу только Лишний остаётся. Других богов нет! Вот и выходит, что когда ты богом клясться удумал, то Лишнего в виду имел! А это крамола! За такое отцы–вершители кого хочешь, на костёр определят!

— Неужто сразу на костёр? — похолодел я. Озвученная перспектива совсем не радовала.

— Ну может и не сразу. — Лузга сморщился так, словно ему в рот сунули что–то омерзительно–противное. — Дознание сначала с пристрастием учинят. Да скоро сам узнаешь, — мазнул он по мне взглядом. — Щас отец–послушник нас позовёт. Так мы с Марком всё как было обскажем. Жрецам врать себе дороже выйти может, да и ты нам чай не свояк.

Я ошеломлённо оглянулся. Гонда, насупившись, отвёл взгляд. Марк, с притворным сожалением, развёл в стороны руками; мол, не хочется, а куда деваться?

— Я бы и сам на тебя донёс, — решил добыть меня Лузга, задумчиво поглядывая в сторону обоза, — да выгоды никакой в том не видел. Докука одна.

— Как же так, — ошеломлённо выдавил, наконец–то, я. — Я же вам ничего плохого не сделал.

— Нам нет, — согласился Лузга, почёсывая брюхо. — Потому и не донесли. А ему видно где–то дорожку перешёл, — кивнул он в сторону Силантия. — И в самом деле, ты этого не помнишь, аль лукавить удумал, теперь дело десятое. Сейчас вои тебе руки скрутят и в телегу.