– Весь полдень, моя дорогая, я провела в зелени нашего чудесного сада, перечитывая письма товарища Ворчковского. По-моему, он прекрасный человек, и слухи о том, что он ведёт антисоветскую пропаганду, кажутся мне смешными. И ведь он совсем не молод – зачем ему заниматься столь утомительным делом на склоне лет?..
Несколько десятков человек напряжённо слушали, что происходит в соседней комнате. Некоторые смотрели на маленький экран, где можно было видеть, как за столом с кружевной скатертью пьют чай две дамы. Это был второй дубль, и, кажется, его тоже завалили: одна из актрис выдержала слишком долгую паузу, прежде чем уверить свою собеседницу, что даже самый приличный с виду человек может в неподходящую минуту оказаться настоящим диссидентом и поставить всех окружающих в крайне неудобное положение.
Лёня был среди гримёров, звукорежиссёров и костюмеров. Ему было скучно: сцену до этого момента два часа репетировали, а теперь пытались снять. Сидел он на табуретке, облокотившись на книжный шкаф с узкими полками. Он достал наугад одну книжку, прочитал страницу и поморщился. На обложке было написано: «Золя». Он передразнил: «Сопля!» Сосед прижал палец к губам: мол, мальчик, сиди тихо.
Когда дубль сняли, Лёня подошёл к отцу и спросил: «Можно я в других комнатах похожу?» Отец кивнул.
По широкой лестнице Лёня спустился на первый этаж в гостиную. Когда-то в ней встречали гостей одетые в шелка аристократы. Они усаживались на полосатые диваны и принимались ругать социалистов. А сейчас на светлых стенах этой комнаты висели плакаты советских кинокартин: «Месяц май», «Трудный выбор», «Летучая звезда». Их притащили реквизиторы: заброшенное дворянское имение по воле киностудии превратили на время в дом для престарелых киноработников. Из окна был виден сад, заброшенный, с разбитым фонтаном. Его собирались облагородить для съёмок. Зритель должен сам убедиться, что сад – чудесный, а сидеть там в полдень – большое удовольствие.
Вторая комната была меньше. Кроме того, она была совершенно пустая. Лёня знал, что завтра в ней будет шумно: поставят кресла вокруг отреставрированного отцом камина и снимут очередную сцену. Все эти тихие разговоры в фильме – лишь прелюдия к событиям, сочинённым сценаристом в дедлайновской горячке. О надвигающейся трагедии говорила другая комната – санузел с развороченными трубами и разбитой плиткой. Там два дня назад снимали убийство.
Кроме этих помещений, довольно просторных и потому пригодных для съёмок, было много и других – тесных комнатушек, в которых жили когда-то кухарка, гувернёр и, может быть, лакей. Сейчас там было полно мусора. Лёня присел, чтобы полистать разбросанные журналы, и увидел двух пауков. Он затих, чтобы не спугнуть их, и номером журнала «Иностранная литература» размазал пауков по бумаге. Отбросив журнал, Лёня увидел ещё нескольких, подобрал конфетную коробку и стал собирать пауков в неё, размышляя, как поступить: стоит ли даровать им жизнь или следует великодушно освободить их от оков земного существования. Вдруг кто-то заслонил собой свет, проходя снаружи мимо окна. Лёня вздрогнул и откинул коробку. Когда он обернулся, у окна никого не было, но послышались звуки, не оставляющие сомнения: кто-то влезал в соседнюю комнату через окно.
Туда вела дверь. Лёня подёргал её, но она оказалась заперта. Зато замочная скважина была достаточно широкой, чтобы через неё разглядеть, как незнакомец в джинсах и линялой толстовке отряхнулся, взял с пола ноутбук, раскрыл его и начал стучать по клавишам.
Лёня пнул кирпичный осколок. Шпион замер. Минуту просидев без движения, он снова застучал по клавиатуре.
– Эй, – громко позвал Лёня.
Шпион открыл дверь и пустил его в комнату. Она была узкой, как тюремная камера в американском фильме. Парень в толстовке сел на стул и кивнул Лёне на другой. Вдоль стен стояли кухонные шкафы. Из паутины за сидящими наблюдал крупный паук; на самого паука голодным пристальным взглядом смотрела паучиха. Лёня заметил в золотистой шевелюре шпиона несколько седых волос. Шпион закончил печатать, посмотрел на мальчика и спросил:
– Кто такой?
– Да вот, с папой приехал…
– Это тот, который в серой рубашке?
Лёня кивнул.
– Ну, всё понятно, – устало произнёс гость. – А твоя мать не устала от его неврозов? Впрочем, с её-то мигренями… Неудивительно, что твоим родителям нездоровится, Лёня, ведь дела-то у них так себе: невыплаченный кредит, долг соседям в сто тысяч. Старый вонючий холодильник, выбитое стекло в машине, эти твои двойки по географии и математике, в конце концов. К тому же, апеллируя к статистике твоих невыученных уроков, которая имеется у меня с собой, в следующей четверти эксперты прогнозируют двойку и по русскому. Но скажи мне вот что: съёмочная группа наверху насчитывает больше тридцати человек?
– Ну да. Хотя… – Лёня принялся считать, но сбился.
– А бюджет какой?
– Папа говорил, что курам на смех.
– А точнее он не выражался?
– Не-а, – подозрительно протянул Лёня. – А вы шпион из какой страны?
– Из Америки, – ответил шпион и вытащил сигареты.