Магазин путешествий Мастера Чэня

В первую встречу он меня поразил. Не каждый день встретишь человека, который с беспощадным блеском в глазах рассказывает, как готовился вложить пять миллионов долларов в проект гольф-клуба на холмах Фрейзера, с доставкой игроков на вертолетах, а малайцы не проявили интереса.

– Человек, у которого есть лишние пять миллионов, в нашем доме жить не будет, – сказала мне Алиса; но сказала это потом, когда Фил стал чуточку яснее, как явление. Сначала-то она полностью поддалась его бешеному напору: мы (он и его китайская девушка Мэй) знаем весь город, мы знаем даже, где покупают цветы в час ночи, мы ждем вас завтра на ужин…

Карл не инвестирует, он отдыхает, проведя полжизни здесь же, в Азии. Фил взрывается от делового энтузиазма. Он не намного моложе Карла, просто не хочет этого показывать. Он готов преобразовать и улучшить что угодно – холмы, морские порты, фабрики, но больше всего развлекается информационными проектами. Якобы инвестирует во все, где требуются компьютерные гении, желательно местные – подешевле.

Голос… Мощный голос Фила (сам он маленький) живет от него отдельно. Чистый, красивый, убедительный баритон, каждое слово понятно. Я знаю только одного американца, чей голос так же неотразим, – Генри Киссинджера.

Но у Генри тяжелый немецкий акцент, а здесь полное отсутствие какого угодно акцента. Кстати, а откуда родом Фил – это странный, смуглый и неестественно темноволосый человечек? Американец-то он бесспорно, но ведь слово это значит что угодно.

Вот тут интересная история. Вообще-то он говорит, что из Чикаго. Но потом выясняется, что привезла его туда юношей сицилийская родня. А еще потом – что и сицилийцы ему не родные, они его усыновили. «Моя семья из Бомбея», – признается наконец Фил.

Так это что – он, собственно, индиец? Но даже и это еще не факт. Бомбей – место непростое. Там еще живут багдадские евреи с их тысячелетней историей. И парси-огнепоклонники (настоящие), с историей в пару тысяч лет, числом тысяч в триста человек.

Политологическая модель эта пара потому, что мои соседи – какая-то карикатура на американское общество, напрочь расколовшееся на две части. Карл – это классический республиканец, и хотя мы с ним друзья, не надо думать, что с Карлом можно шутить. Легко себе представить, что в каких-то крайних ситуациях это человек очень жесткий. Но – только в крайних. А так Карл – это король, щедрый и милостивый, послушайте его голос, последите за его руками, когда он сидит уже после заката у того же бассейна в окружении прочих жильцов нашего дома, в час для третьего-четвертого виски.

А Фил – это, конечно, не король, а джокер, и он бесспорный и типичный демократ. Демократы там, в Америке, по большей части вот такие. И понятно, что Фил о Карле подчеркнуто говорит только хорошее, а Карл о Филе – ничего. Ну, то есть когда как-то я упомянул его, Карл сказал басом: о, Фил… Потряс большой щетинистой головой, сдерживая смех. И все.

Нет, не все: вместе, разговаривающими их никто не видел, хотя живут в одном доме.

После того, что было с Матильдой, я пришел – уже после отъезда Маши – к Карлу. Идти к Филу у меня и в мыслях не было.

Я думал, что просто пощекочу Карлу нервы.

– Тебе скоро уезжать. И раз так, позволь мне, мой друг, в этой истории покопаться, – сказал Карл неожиданно серьезно. – Потому что мне только что рассказали про точно такой случай. Ну, я просто поинтересуюсь, так? Дай мне несколько дней и позвони.

И мы выпили немножко виски.

А было с Матильдой вот что.

Она молчала, отключенная за плохое поведение. Машина летела, не касаясь земли, от моря по главному шоссе страны на юг, к Куала-Лумпуру.

Это невероятный город. Десятирядные дороги, петли эстакад в три этажа, никаких прямых улиц или простых поворотов – сверху, с какого-нибудь небоскреба, дороги Куала-Лумпура напоминают несколько десятков пучков кабеля, разбросанных на полу свихнувшимся системным администратором. В этом городе ездят или по наитию, или ориентируясь по уходящим в небо громадным башням. Но я безо всякого наития знал, что в конце рабочего дня на въезде в городскую черту меня ждет пробка минут этак на двадцать. Знала это и Алиса, большой друг всех автомобильных навигаторов.

– Мы же за нее заплатили, за эту Матильду, – сказала мне она. – Пусть поработает. Навигаторы, вообще-то, умеют еще и объезжать пробки. Мы уже не слушаем музыку. Я включу?

Маша из Севастополя тихо спала на зад-нем сиденье. Хотя вряд ли она бы воспрепятствовала альянсу Алисы и Матильды.

– СОБЛЮДАЙТЕ СКОРОСТНОЙ РЕЖИМ, СНИЗЬТЕ СКОРОСТЬ.

– Заткнись, мразь. Дорогу давай показывай.

Справа замелькали ровные черные ряды масличных пальм, на которые ложилось нижним краем отяжелевшее апельсиновое солнце. Будет вечер; но до дома не так уж далеко.

– Смотри, смотри. Вот оно, – сказала Алиса. – Матильда говорит нам – через три километра влево.

– Что? Со скоростной дороги – влево? Куда влево? Пошли ее вон.

– А вот эти красные оттенки шоссе на экране видишь? А там, куда она нас зовет, дорога зеленая. Ну, один разик послушай двух женщин, меня и Матильду, хорошо?

– ЧЕРЕЗ ТЫСЯЧУ МЕТРОВ ПОВЕРНИТЕ ВЛЕВО.