Магазин шаговой недоступности

Когда послышались чьи-то шаги, я надел маску и опустил голову. Закрыл полные слез глаза и стал молить ее о прощении. Я виноват перед вами. Я совершил ошибку. И не заслуживаю прощения. Надеюсь, там вы обрели покой. Спите спокойно.

Когда автобус заехал в Сеул, стали скапливаться пробки. Я сидел в полудремоте, пытаясь сдержать бушующие внутри меня чувства.

* * *

Жена не поверила, что мне дали оплачиваемый отпуск. Постоянно расспрашивала. Чем дольше это продолжалось, тем бесстыднее и наглее я врал, что решил взять себе время подумать из-за конфликта с директором. Но очень скоро все раскрылось. Волонтерская организация, где состояла девушка, устроила демонстрацию возле клиники. Новости о трагедии появились в телевизоре и интернете.

Дома меня просили рассказать правду. А я уклонялся. Думал, что рассказывать правду глупо. Держал рот на замке ради спасения семьи. Но жена не успокаивалась, говорила: дочь тоже спрашивает, что случилось с пациенткой папы. Может, нужно было продолжать молчать и изображать, будто сам ничего не понимаю? Под таким давлением я выдал что мог. Начал с того, что это не моя вина, а начальника отделения Со. Да и разве такие случаи редкость во врачебной практике? Директор знает, что делать. Поэтому я заверил ее, что отдохну немного от всей этой суеты, а потом вернусь к обычной жизни.

Только вот жена не перестала тревожиться. Хотя больше и не спрашивала ничего. Просто уходила куда-то на целый день: то ли помолиться, то ли еще куда – и возвращалась поздно вечером. Дочь тоже все чувствовала и избегала меня. Так я и проводил воскресные вечера, в одиночестве ожидая доставку еды. Пока однажды не разозлился. Я позвонил жене и все высказал разом:

– Ты думаешь, что это все нравится мне? Думаешь, я не испытываю угрызений совести? Для чего я, по-твоему, работаю в этом отвратительном месте? Чтобы прокормить вас с дочерью! На что нам жить? Да, случается, что в этом распрекрасном мире кто-то ошибается или оказывается среди пострадавших, но я все эти годы горбатился ради нашей семьи! А теперь захотел отдохнуть, как вдруг ты отказываешься встать на мою сторону… Где тебя вообще носит?

Они вернулись поздно вечером. Стояли передо мной, как будто собираясь сдаться. Жена пообещала, что не будет меня критиковать, пока не закончится расследование. Затем я перевел взгляд на дочь, ожидая увидеть в ее глазах послушание. Она подняла на меня свои крохотные глаза – единственное, чем мы были с ней похожи, потому что и характер, и темперамент, и остальные черты внешности у нее совсем не мои. И то, что я увидел в этих глазах, мне не понравилось. Тогда мысль, которая давно созревала где-то глубоко в подсознании, вырвалась наружу:

– Ты должна меня слушаться. Тогда перед поступлением в университет я сделаю тебе более выразительные глаза.

– Хочешь и меня убить?

От ее небрежно брошенных слов мы с женой застыли. Я потерял дар речи, меня затрясло. Дочь же не отрывала от меня презрительного взгляда. Внезапно я, сам того не осознавая, замахнулся. К счастью, на моем пути встала жена, заградив собой дочь. Я пытался кинуться на нее, но жена оттолкнула мое трясущееся от злости тело и что-то закричала. Только в тот момент я уже ничего не слышал и безотчетно толкнул ее в ответ. Издав короткий крик, она упала и ударилась о шкаф.

Когда пришел в себя, дочь сидела возле нее и в спешке набирала чей-то номер. А я опустился на колени и не верил глазам.

Врач посоветовал оставить ее в больнице, чтобы дать отдохнуть несколько дней и вылечить гематомы. Жена лежала на больничной койке и избегала даже моего взгляда – просто уставилась в потолок и не замечала ничего. Я попросил прощения и пообещал, что этого больше не повторится. Но она все молчала. Затем отвернулась к окну, чтобы не видеть меня. Я сидел рядом на стуле, схватившись за голову, и глотал слезы.

Не знаю, сколько прошло времени, но внезапно раздался ее голос:

– Ты думал, что защищаешь нас?

Я поднял голову и увидел ее измученное лицо. Она сидела, облокотившись на спинку больничной койки.

– Можешь… больше этого не делать.

– В каком смысле?

Она закрыла глаза и собралась с силами.

– Чтобы защитить семью, нужно быть искренним с ней.

Жена по-прежнему ждала правды, а я все так же не отвечал. Мне казалось, что, как только я признаю свою вину, она сразу же вынесет мне приговор. Поэтому я мог только молчать.

Ее выписали через пару дней, и казалось, все вернулось на круги своя. Как раз тогда мне позвонили с работы и сказали возвращаться. И я как ни в чем не бывало вышел. А когда вернулся домой, жены и дочери уже не было. Пришел конец всему.

И мне тоже. Они исчезли, не оставив даже записки. Мне хотелось, чтобы моя семья отличалась от той несчастливой, в которой я жил в детстве, но все пошло наперекосяк. Без алкоголя у меня больше не получалось уснуть.