Однажды я вот так сидела на сахарном сундуке и плакала, и мне в голову пришла
На следующий день Мустафа-аби пришел снова. И опять попросил пятьдесят граммов оливок, пятьдесят граммов сыра и один хлеб.
Я сказала:
– Мустафа-аби, дедуля сказал, чтобы я отвесила тебе кило оливок и кило сыра, а вы с ним потом рассчитаетесь. Ходжа Ремзи решил сделать благое дело или что-то вроде этого. Так он сказал.
Мне очень нравилось это выражение. Иногда кто-то приходил, разговаривал с дедулей о чем-то, а потом произносил:
Ходжа Ремзи о-о-очень богат. Именно поэтому он бы в жизни не заметил, если бы я в долговую тетрадь записала на него килограмм оливок и килограмм сыра. А если он занимается благотворительностью, то почему раздает именно сыр и оливки и делает это через магазинчик? Об этом я сильно не задумывалась. Мустафа-аби тоже не задумался. Просто взял все и ушел.
В последующие дни он покупал только хлеб. Я была невероятно счастлива и горда собой. Через три недели, когда Мустафа-аби снова пришел за оливками и сыром, я проделала тот же номер. И с гордостью записала деньги за килограмм сыра и килограмм оливок на счет ходжи Ремзи. И, хорошенько осмелев, халву тоже записала. Мустафе-аби отдала целый килограмм халвы. Мустафа-аби посмотрел на меня вопросительно.
– У ходжи Ремзи внук родился. Он сказал, чтобы мы дали халвы Мустафе, и добавил: «Пусть кушает сладкую халву, и ему будет приятно», – выкрутилась я.
Он улыбнулся. Я тоже. Все-таки я очень сообразительная!
Однажды я застала дедулю с ходжой Ремзи спорящими над долговой тетрадью. Ходжа Ремзи говорит: «Я не брал». Дедуля отвечает: «Тут написано, что брал». Ходжа Ремзи продолжает оправдываться: «Да не брал я! Мы сыр и оливки из Бурсы привозим». Дедуля парирует: «Ремзи, если ты не брал, зачем же нам писать тогда, что брал?»
«Смотри-ка, богатенький какой, не нравятся ему наши оливки и сыр!» – подумала я. И такая злость взяла меня на ходжу Ремзи, что я так и стреляла зло на него глазами. И тут мои злые взгляды перехватил дедуля.
–
«Нет, это почерк Робин Гуда», – хотела сказать я, но вместо этого просто кивнула.
А дальше было вот что.
– Это ты написала?
– Да.
– Ходжа Ремзи покупал сыр, оливки и халву или нет?
– Не покупал.
– Зачем ты тогда написала, что покупал?
– Потому что он богатый.
– Тебе-то что, внучка, ты его наследница, что ли?
– Нет. Я это написала не потому, что просто захотела. Я отдала сыр и оливки Мустафе-аби.
– Какому еще Мустафе?
– Ну, странному Мустафе, у которого все по пятьдесят граммов. Просто это мучение каждый раз взвешивать ему по пятьдесят граммов. Вот я и отвесила ему сразу кило сыра и кило оливок. А долг записала на этого, потому что он богатый. Я же благое дело сделала.
– Благое дело на свои деньги делать надо! На чужие деньги это уже не благое дело!
– Перепиши этот долг на меня, дедуля. Я пойду попрошу денег у своего другого дедули и оплачу тебе долг, – сказала я и выбежала из бакалеи в слезах.
Вообще-то, прием этот я знала давно. Что за прием? Я
– А ну, вернись. Извинись перед ходжой Ремзи. А странному Мустафе отнеси сыр и оливки, он привык к такому теперь. И к долговой тетради больше не прикасайся!
– Больше не прикоснусь! – сказала я и достала свою тетрадь под названием
Не учи взрослых делиться.
Пока бедняки едят в одиночестве под деревом по 50 граммов оливок, пусть богатеи съедят друг друга из-за денег.
Дылда Мурат
Хоть мой проект вишневой минералки и не превратился в прибыльный бизнес, напитки в летние месяцы продавались неплохо. Настоящая же бомба случалась тогда, когда мы начинали
Да, у него бакалея, но, когда было надо, бакалея могла превращаться и в лавку мороженщика.