Магазинчик на Цветочной улице

— Маргарет с девочками будут в час, — сказала мама, как бы между прочим. Но меня не проведешь. Она хотела меня предупредить. Мама поставила фарфоровую чашку на блюдечко и сложила руки на коленях. Моя мама обладает естественной грацией, которой я завидую. В этом отношении Маргарет очень похожа на нее.

Не знаю, как описать мою маму. Кто-то может подумать, что она столь же хрупка, как выглядит, но это не так. Она сильная в другом, чем мне остается только восхищаться. Она была яростной моей сторонницей в общении с врачами и страховой компанией во время моей борьбы с раком. Она любящая и щедрая и постоянно стремится удовлетворять потребности других. Единственный ее недостаток состоит в неприятии больных и болезней. Она не выносит вида страданий — моих или любого другого — и имеет тенденцию просто устраняться. К счастью, со мной всегда был папа.

— Джулия и Хейли приедут с Маргарет? — уточнила я.

Мои племянницы не устают меня удивлять. Вероятность того, что у меня будут собственные дети один к ста, поэтому дочери моей сестры занимают важное место вмоем сердце. Маргарет, похоже, чувствует это и по не известной причине ревниво охраняет своих дочерей, держа их как можно дальше от меня.

Джулия и Хейли, однако, отвечают на мою искреннюю привязанность. К ужасу Маргарет, они храбро полюбили меня. Их неподдельная радость при любой возможности увидеться сильно терзает Маргарет, и она делает все, что в ее силах, чтобы мы с моими племянницами встречались как можно реже.

— Бабуля! — Девятилетняя Хейли вприпрыжку вбежала на задний двор, раскрыв руки для объятий.

Увидев меня, она завизжала от радости и, обняв мою маму, прыгнула в мои объятия, чуть не задушив меня в порыве энтузиазма.

Четырнадцатилетняя Джулия была чуть сдержаннее, но ее взгляд выдавал радость при виде меня. Я протянула ей свободную руку, и, когда она сделала шаг мне навстречу, мы пожали руки, и я сжала ей пальчики. Какой высокой стала Джулия, уже почти женщина, а не ребенок, и такая красавица! Мое сердце преисполнилось гордостью при виде нее.

— Тетя Лидия, ты научишь меня вязать? — попросила Хейли, прильнув ко мне.

Я бросила взгляд через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя сестра и ее муж выходят из черного входа во внутренний дворик, где сидели мы с мамой и девочками. По хмурому виду Маргарет я поняла, что она слышала просьбу Хейли.

— Я бы очень хотела тебя научить, но нужно спросить маму.

— Мы поговорим об этом позже, — отрезала Маргарет.

Хейли обняла меня за плечи и не хотела отпускать.

— Привет, Мэтт, — поздоровалась я.

Свояк широко улыбнулся мне и подмигнул. Я помню, когда Мэтт и Маргарет только начали встречаться. Поскольку моя сестра на пять лет меня старше, я смотрела на семнадцатилетнего Мэтта как на зрелого и искушенного в житейских делах человека, умудренного жизненным опытом. Они поженились рано, и мой отец отнесся к этому неодобрительно, потому что считал, что Маргарет следовало подождать окончания колледжа. Колледж она закончила, но не воспользовалась своим образованием так, как того хотел папа. Моя сестра за эти годы сменила множество профессий, но так и не нашла занятия, которое действительно удовлетворяло бы ее. Сейчас Маргарет работает на полставки в туристическом агентстве, но она никогда не обсуждает со мной свою работу. Я одобряю ее решение как можно больше находиться дома ради девочек, но не хочу делиться с ней своими мыслями об этом — не уверена, что она правильно это воспримет.

После краткого обмена новостями и беседы ни о чем мы на двух машинах поехали на кладбище. Мама прихватила большой букет сирени из своего сада, а Джулия и Хейли поставили его в вазу у края могилы отца. На кладбище множество американских флагов развевалось на ветру, напоминая нам о мужчинах и женщинах, которые пожертвовали своей жизнью ради нашей родины.

Я всегда считала кладбища любопытным местом. Ребенком я испытывала почти дьявольскую тягу к надгробным плитам. Особенно мне нравилось читать эпитафии па памятниках девятнадцатого и начала двадцатого века. Пока Маргарет и мои родители отдавали дань уважения моим дедушке и бабушке, я неизменно уходила побродить по кладбищу. В пять лет я сломала ногу, когда на меня упало изваяние Девы Марии. Я не сказала маме и папе, что я тогда забралась на нее в надежде заглянуть ей в лицо.

Я никогда не знала своих бабушек и дедушек. Папины родители жили на Восточном побережье, и их редко навещали. Семья моей мамы приехала в Сиэтл во времена Великой депрессии, но ее родители умерли вскоре после моего рождения. Каждый День памяти мы навещали их могилы и возлагали цветы у памятников. Я не чувствовала глубокой привязанности к своим давно умершим родственникам — может быть, время от времени укол боли, сожаление, что я не помню их, только и всего.

Теперь, когда я смотрела на мемориальную доску своего отца, такую чистую и новую, меня поглотила волна глубокого горя. Мраморная табличка говорила так мало. Его имя, ДЖЕЙМС ГОВАРД ХОФФМАН, и даты рождения и смерти: 20 мая 1940 г. — 29 декабря 2003 г.