Магда Нахман. Художник в изгнании

Милая Юлия Леонидовна,

Вот Вы говорите, что надо бросить грезы, но разве возможно не грезить о будущем, не бредить о невозможном? Так хочется забыть все тяжелые переживания настоящего и прошедшего, скуку жизни и длинную вереницу безрадостных дней – и если с каждым днём и с каждым часом всё ближе подвигаешься к концу – что из этого? Не верю я в бездонную пустоту. Смерть – таинство, через которое надо пройти, посвящение в мистерию вечной жизни; последняя ступень отрешения от времени. Известны ли Вам эти таинственные слова:

Wem Zeit ist wie die Ewigkeit
Und Ewigkeit wie diese Zeit
Der ist befreit von allem Streit[113]

.

В них есть загадка смерти, никем почти не разгаданная. И так думаю о смерти и брежу осенью – прошедшей осенью, нежным золотом тонких берёз, склонившихся над глубоким оврагом, пряным благоуханием разлагающейся листвы, далью потемневших полей, покрытых последними пятнами светлолиловых цветов, милым горьким запахом полыни – и гляжу на заборы, на бесконечные заборы, на кошмарные дачи. Горько ужасно, что всё лето пропало даром. Ничего не сделала, много жизни с болезнью ушло.

Вы должны понять, почему я думаю Бог знает о чём, о возможном и невозможном, не осуждайте за такое времяпровождение. Отчего Вы думаете, что я землю не люблю, я люблю её, только иначе, чем Вы. Я даже чувствую иногда, что ближе к ней, чем к человеческому; с тех пор, как помню себя, помню это чувство единства с вещей жизнью земного и небесного, с жизнью деревьев и камней и колеблющегося воздуха. Иногда просыпается такое яркое, мгновенное сознание и понимание этой жизни. Удивительное чувство, которого нельзя высказать и объяснить. Больше всего похоже на какую-то огромную радость.

Всё ближе и ближе приближается срок моего переезда в город; я уж скоро начну считать часы. Скоро всех увижу, начнётся зима, это так хорошо, что почти непостижимо. Писала мне Евгения Максимовна <Каплан>; Николай Андр. <Тырса> упорно молчит. Не знаю, что с ним приключалось. О Зилоти и говорить нечего. Очень бы мне хотелось позлить его. Евг. Макс, он тоже ничего не прислал; уж осенью он не уйдет наказания.

К сожалению, его адреса не знаю. Ник. Андр. написал мне: Зилоти, Финляндия, но по такому адресу письмо едва ли дойдёт. Прощайте, милая Юлия Леонидовна, рада, что скоро Вас увижу.

Ваша М. Нахман[114].

Жалоба Магды – «Мои планы будущего рушатся каждый год, и каждый год я строю новые» – станет лейтмотивом через несколько лет, когда будущее выйдет из-под ее контроля в результате революций и войн. А пока, к концу лета 1908 года, все опять съехались в Петербург и началась привычная и любимая студийская жизнь.