Магдалина

– А это кто с тобой? – спросил бородатый.

– Товарищ по alma mater… А что? Опять приходили?..

– Не знаю… – сказал бородатый, по-прежнему стоя в проходе, – кто-то звонил, стучал, но я не отзывался – мало ли кто… Может и они?

– Ладно, поговорим, – сказал Валерий.

– Проходите, – сказал тот, отступая в сторону.

Мы вошли и оказались в просторной кухне, центр которой был занят низкой, обложенной закопченым и засаленным кафелем, плитой. На плите стояла большая кастрюля, облупленный эмалированный чайник и большой молочный бидон с двумя ручками. В потолок уходила квадратная труба, и от нее в четыре угла кухни тянулись веревки, увешанные рубашками, трусами, носками и детскими пеленками. За занавеской в дальнем углу угадывались контуры ванной, вдоль правой стены тянулся узкий деревянный стол, а над ним в стену были вделаны две эмалированные таблички “Пива нет” и “Студентов буфет не обслуживает”.

– Знакомьтесь, – сказал Валерий, – Володя! Андрей!

Мы обменялись рукопожатием. Ладонь у бородатого оказалась сухой, жилистой и хваткой как пастуший кнут. Пожав мою руку, он взялся за стоящий у стенки табурет, с треском выломал ножку и, открыв дверцу плиты, бросил ножку на раскаленные, переливающиеся рубиновым жаром угли. Лакированное дерево затлело, вспыхнуло и обволоклось яркими желтыми язычками пламени.

– И ведь знаю, что до конца отопительного сезона не могут они меня выгнать, – сказал бородатый, закрывая печную дверцу, – закон есть, сам читал, знаю, и все равно боюсь…

– Ладно, поговорим, – сказал Валерий.

Мы оставили лыжи между двойными дверьми черного хода, обошли жаркую плиту и, миновав короткий широкий коридор, оказались в большой квадратной комнате с двумя окнами, из которых открывался просторный и великолепный вид на залитые лунным светом городские крыши и церковные купола.