Читаем Магеллан полностью

Индейцы по-прежнему были приветливы. Карвайо часто разговаривал с ними. Как-то во время беседы он рассмеялся и позвал командира. Оказывается, индейцы были уверены, что корабли — живые существа, а лодки — их дети, которые днем плавают, а к ночи собираются к кораблям, чтобы те кормили и защищали их.

Бразильцы на лодках. Гравюра 1563 года.

Однажды командиру доложили, что исчез Дуарте Барбоса. Магеллан велел искать его в селении бразильцев и соседнем лесу, но поиски были тщетными. Все думали, что веселый португалец погиб.

Прошло три дня, и Дуарте, невредимый, но очень смущенный, явился на корабль. Его одежда была сильно потрепана, а вместо плаща на нем болталась странная накидка из ярких птичьих перьев.

Оказывается, Дуарте, верный своей привычке к бродяжничеству, как-то утром потихоньку ушел с корабля. Он присоединился к отряду индейцев, направлявшемуся в горы. Барбоса мог объясняться со своими спутниками только знаками, но, по его словам, превосходно провел время, видел немало интересного и завел много друзей.

Дуарте принял участие в ночной охоте на тапира, которого индейцы называли «ант». Воины тамажу уже пять дней выслеживали чуткое и осторожное животное и выяснили в конце концов, по какой тропинке тапир ходит на водопой. Каменными заступами (индейцы тамажу не знали металла) воины вырыли глубокую западню, укрепили на дне ее заостренный кол и покрыли яму сверху ветвями и землей.

Целую ночь Дуарте со своими новыми друзьями молча просидел в засаде. Под утро раздался шум и крик раненого зверя. Индейцы зажгли факелы и бросились к западне. Копьями они убили тапира, подвесили на шесте и с торжеством притащили в селение. Тушу убитого животного подарили испанцам. Пигафетта пишет, что мясо анта напоминает говядину.

Дуарте с удовольствием рассказывал о своих похождениях, все кругом смеялись, а первым хохотал сам рассказчик. Но иначе отнесся к его поступку командир. На кораблях было неспокойно. Малейшее ослабление дисциплины могло повести к мятежу. И, хотя его сильно огорчало, что виновником оказался его лучший друг, Магеллан решил наказать Дуарте. Он велел заковать его в цепи на пять дней. Барбоса не пытался оправдываться. Даже с кандалами на руках и ногах он не изменил себе. По-прежнему он был в прекрасном настроении, по-прежнему в его уголке на палубе толпились слушатели, и оттуда раздавались громкие раскаты хохота.

Перед отъездом из бухты Санта-Лусия Магеллан снял Антонио де Кока, назначенного им ранее вместо арестованного Хуана де Картагена, с поста капитана «Сан-Антонио». Капитаном корабля стал племянник командира Альваро де Мескита, который до сих пор плыл на «Тринидаде» в качестве запасного.

Магеллан объяснил это перемещение тем, что нельзя совмещать в одном лице посты капитана и контролера. Но недовольные офицеры видели в назначении Альваро де Мескита желание командира поставить своего человека во главе «Сан-Антонио». Смещенный с поста капитана, Антонио де Кока примкнул к группе недовольных. Каждый из них старался сеять среди команды недовольство; исподволь распространяя тревожные слухи, и вербовал новых сторонников.

Корабли провели в бухте, где теперь стоит город Рио-де-Жанейро, тринадцать дней.

Утром 27 декабря эскадра пошла дальше.

В те дни, когда можно было попадать с корабля на корабль на лодках, кормчие вели эскадру по очереди, находясь на флагманском корабле. 28 декабря дежурным кормчим был перешедший с «Виктории» Хуан Карвайо. В этот день чуть было не произошло несчастья. Дул свежий ветер. Корабли все время относило к берегу. Море было неспокойно. Огибая скалистый мыс, Карвайо не рассчитал силы ветра и слишком круто повернул руль. Корабль понесло к берегу — туда, где пенился среди огромных черных камней прибой. Лишь находчивость кормчего Эстебана Гомеса спасла флагманский корабль. Оттолкнув растерявшегося Карвайо, Гомес всем телом налег на штурвал и крикнул, чтобы убрали почти все паруса. Корабль резко изменил курс. От толчка многие попадали, но «Тринидад» был спасен.

Потом стали дуть попутные ветры. Эскадра шла на юг, причем Магеллан все время старался не упускать землю из виду. Вновь потянулись томительные, душные дни. Скоро свежие припасы, добытые в Бразилии, были съедены, и экипажу опять пришлось перейти на сильно попорченные запасы, взятые в Испании.

На кораблях росло недовольство. Кое-кто распускал зловещие слухи о том, что провизия на исходе, что на корабли намеренно погрузили плохие продукты. Моряки стали роптать.

Ночью, когда корабли тихо скользили по спокойному морю, моряки разглядывали чужое небо. Знакомые звезды давно исчезли, ушла за горизонт Полярная звезда — надежный путеводитель в морских странствованиях. На небе сияли неведомые созвездия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное