Магическая Экспедиция

На этом парни резко начали давиться вином, а у меня от удивления рот открылся, чем и воспользовался дракон, впихнув мне в рот ложку рыбной похлебки. А на мой потрясенный взгляд, ответил с усмешкой:

— Ешь-ешь, сил набирайся, я засек как ты два раза в снег падала, так что завтра понесу тебя на руках… или что-нибудь придумаю.

Захотелось заорать «Не надо!». Но было поздно.

— Или сейчас, — впихивая мне еще одну ложку похлебки, задумчиво произнес Владыка.

И тут вдруг Никодим приподнялся, потянул носом, а затем резко поднявшись, легко и быстро, что при его комплекции казалось невероятным, подошел к нам, нетактично сунул нос чуть ли не в супницу, втянул запах и выпрямившись сказал:

— Миладка, я бы не ел?

— Отравлено? — с неожиданной надеждой спросил Тихомир.

— Да не, — отмахнулся Никодим, — но магистр Этрас человек старый, с некоторыми проблемами пищеварения в наличии, и потому в суп ему мягонь-траву кладут, ну которая от запоров.

Непроглоченную похлебку я тут же сплюнула в снег. Вскочила, обтерла снегом сначала руки, потом набрав немного с дерева, язык протерла, и вообще…

— Слушай, Тихон, я вот тут подумал, рыбки бы тебе надобно, — вдруг произнес Владыка.

Студент напрягся и заикаясь выговорил:

— Ннненадо!

— Надо-надо, — легко встав и угрожающе помешивая похлебку, заявил дракон. — Ты знаешь, был у нас в до… деревне лекарь один, потрясающе лечил! От всех болячек исключительно одним способом, — и он помешал похлебку уже выразительно. — Ты знаешь, так мозги прочищает…

— Вачовски, прекратите! — отплевавшись, потребовала я.

Но в едином прыжке перескочив метра четыре, не меньше, реющий развернувшимися от рывка ушами Владыка настиг рванувшего было в сторону Тихомира, схватил его, зажал рукой горло и уже было собирался влить в безуспешно трепыхающегося студента всю профессорскую похлебку, как я закричала что было сил:

— Вачовски, вы ставите под угрозу всю нашу практику! Прекратите немедленно!

Меня не слушал никто! Рванув плащ, я отбросила его на снег, и ринулась на упорно вознамерившегося потравить если не меня, то Тихомира Владыку, и в попытке разнять мужчин, прыгнула на спину Вачовски.

Это было фатальной ошибкой.

Я не знаю как, и как в принципе можно обладать подобной скоростью, но в момент моего падения, дракон вдруг извернулся, отшвырнув разом и Тихомира и похлебку в сторону, перехватил меня и мягко ухватив, частично уложил на снег, одной рукой придержав под голову, второй обняв за талию и навалившись сверху.

И в какое-то мгновение его абсолютно черные глаза с вертикальными серебряными зрачками глядели на меня с четкими убийственными намерениями, но уже в следующее взгляд Владыки изменился, жестокое лицо хладнокровного убийцы, которое не смягчали даже ниспадающие зеленые уши вновь стало прежним, он наклонился ниже, и почти касаясь кончиком носа собственно моего носа, наставительно произнес:

— Я же предупреждал, Вкусняшечка, не смей меня атаковать. Никогда. Поранишься ведь, глупышка.

И он рывком поднялся, одновременно поставив на ноги и меня. Затем сходил за моим плащом, отряхнул его, набросил мне, тяжело дышавшей и жутко перепуганной на плечи, после чего развернулся и не оглядываясь ушел в беспросветную темноту жуткой Горлумской ночи.

После его ухода на поляне был слышен лишь треск горящего костра, да шипение вскипевшей воды. Никто из нас не проронил ни звука. Тихомир, поднявшись, шатающейся походкой направился к костру, сел на поваленное бревно и начал пить — жадно и страшно. Парни едва ли глянули на него, продолжая смотреть исключительно на меня.

Меня трясло.

Буквально. Колотило настолько, что едва я попыталась застегнуть плащ на шее — не смогла. Перед глазами как наяву сверкали глаза Владыки с четко читающимся в них желанием растерзать меня на части. И в тот миг в них не было ничего, абсолютно ничего, кроме желания убивать. Просто убивать.

А я как-то подзабыла, что Гаррат дракон. Со всеми этими событиями, с его почти детским поведением, с этими выходками… Забыла.

В ладонь мокро ткнулся нос грасса и я развернувшись, пошла к своей лежанке, кормить созданное неестественным путем животное. И лишь когда отдавала последний кусок, вдруг вспомнила — грасс рядом стоял. Совсем рядом, когда дракон отпустил меня. Докормив Голода встала, подошла к тому месту, где лежала на снегу и увидела десятки следов! Десятки.

А потом кто-то, прямо на моих глазах, прошелся и замел их похоже хвостом. И ушел во мрак, этим заснеженным хвостом помахивая, в то время как Голод продолжал стоять рядом со мной!

Содрогнувшись, посмотрела на пса, заметного лишь по причине окровавленной после трапезы морде. Голод просто написал на снегу:

«Мама».

Потом добавил:

«Переживает».

Подумал и приписал еще:

«Стая охраняет, можете спать спокойно».

А затем, смел все надписи и спросил:

«Хочешь останусь?»

И я сказала:

— Хочу.

Грасс стер и эту последнюю надпись, прошел и улегся на лежанку, недвусмысленно намекая, что будет спать там и мне есть к кому прижаться этой холодной зимней ночью.