слишком тесно мы с ней знакомы! Слишком много меня в ней, а её во мне — и можно думать, что угодно, но только не пачкать подозрительностью, не убивать стереотипными мыслями. Увы, я знаю, что она отдаляется от таких. И может никогда больше не вернуться.
Я не радуюсь вещам. Я не могу искренне радоваться туфлям или мобильному телефону. Я радуюсь прикосновениям, поцелуям, песням, картинам, стихам, книгам, фильмам, дроби пальцев по шее. Я не знаю, что такое вагинальное искусство, потому что сексуальность и вдохновение — двуполы. Двое создают шедевр, иногда через боль и отчаяние. Иногда — находя недостающую половинку «среди своих». Энергии текут через нас, кружатся и спутываются, чередуясь как в гексаграммах.
И как бы мой мозг ни старался отрицать мою очень женственную природу, старательно маскирующуюся под внешне бесполое существо — я такова. Я из того забытого вида женщин, которые молятся о возлюбленном своём, и считают родинки на его спине, затаив дыхание, чтобы не разбудить, и кладут холодную ладонь на свой горячий лоб, пока это способно остудить бушующую внутри — нет, не страсть, — Жизнь.
Ебаться любят все, а кто не любит — тот просто никогда по-настоящему не пробовал ©. Не моя фраза, но хоть убей, не могу вспомнить, от кого я слышала её. А сколько тех, кто чувствует природу сексуальности подобно мне? Надеюсь, много.
Однажды я попробовала объяснить, что для меня значит секс одному ёбарю-террористу, из коллекционеров достижений. Он не то, чтобы проникся, но возжелал эксперимента, типа я ткну пальцем в чувака, и если ты так крута, сделай так, чтобы он через полчаса сидел за твоим столиком. Мне было семнадцать лет, и я очень многого ещё не знала и не чувствовала из того, что проживаю сейчас. И я согласилась, тем более, что юноша изъявил желание оплатить накладные расходы на произведение впечатления.
С тем мужчиной мы просидели за столиком несколько часов, я смотрела на него, и видела как у него подрагивают губы, чуть слезятся глаза. Я ушла, и ни с кем из участников никогда больше не виделась, равно как и старалась оградить себя от подобных им.
И с тех пор я больше никогда и никого целенаправленно не соблазняла. Надеюсь, и не доведётся ©.
Дать такому эксперименту — значит поставить жирное пятно на своей сексуальности, строящейся на любви и близости. Не дать — ударить по его сексуальности, неизвестно какую дыру пробить в его тонкой жизни. Ни того, ни другого моя сексуальность мне не простит.
Я могу шагнуть навстречу, протянуть руку, улыбнуться и помахать ресничками, но никому, кроме единственного, не позволю даже предположить возможность секса со мной.
Я никого не осуждаю, ибо сексуальность многогранна. Я видела разные её стороны, но они были лишь масками. Теми, которые снимаются одна за другой, открывая лицо неожиданное и прекрасное.
Лицо телесной душевной и духовной верности. Лицо единения с единственным, предназначенным тебе.
И единственные тоже меняются.
И однажды просыпаешься ночью в маленькой лужице, и понимаешь, что больше всего хочешь, чтобы этот единственный остался таким навсегда.
Потому что его тело и душа парны твоим. Ваши духи различны, но где-то там, в первом толчке спермы внутри они переплетаются в один. Ради того, чтобы это длилось можно долго ломать и перестраивать себя или его — но всё бесполезно. Только принимать и быть, иначе свитая из двух нитей светлая прочность вновь распадётся на два ничего не значащих друг без друга куска.
И тогда всё вновь утратит смысл, и тёплая волна изнутри понесёт на поиски другой такой же. Но есть ли вероятность найти её вторично, утратив однажды?
Не хочу терять, хочу доплетать любовью уже имеющееся ©.
Ну да, всё правильно. Ты не смог прочесть моё письмо — едва начал, как слетела система и папка с документами оказалась пуста. Ты вкратце понял, о чём пойдёт речь, и поэтому не просишь возможности прочесть это снова. Ты принёс мне подарок, дорогой и красивый. Великие правила семейной жизни требуют исполнения ©.
А в этих правилах нет места гормональным всплескам. Нет места моей тоске и лужицам на стульях. И мы закрываем глаза, чтобы поверить в то, что ничего этого нет.
Вчера я много вспоминала о разном сексе, случавшемся в моей биографии. О разных чувствованиях разных отношений. Какие-то подробности стираются, остаются лишь ощущения, статичные оттиски шрамов и родинок, кадры из немого кино, отдельные фразы забытым тембром.
Тосковала ли я когда-нибудь об утраченном любовнике? — наверное, да. Но как-то не очень искренне. Предполагаемость потери всегда заморачивала меня больше, чем сама потеря ©.
Зачем я сейчас хочу быть искренней? Зачем говорю, что думаю и чувствую в этом текущем мгновении? Ограничиваю свободу?