Магическая Трилогия: Спящая Красавица

— Я хочу заключить с тобой сделку. Я хочу понять, что происходит в Братстве и с теми, кто управляет им, — Иероним повел плечами, выпрямился по струнке.

— Все происходит по какой-то причине. Назови мне свою, — Виктор скрестил руки на груди и поджал губы.

— Эта девушка, которую ты разбудил… Когда мы случайно пересеклись с ней в лифте, она посмотрела на меня и сказала: так ты тот парень, которого нанял мой отец, что бы убить Гадателя.

— Грейс знает больше чем говорит, — Виктор сказал это обращаясь не столько к Иерониму, сколько к самому себе. — И что же, ты не стал искать в ее словах подвох?

— Я не поверил ей, сначала. Подумал, что если не ты, то эта ведьма, Пенелопа, научили ее так говорить, о чем тут же ей сказал, — Иероним как-то нервно пригладил волосы и пристально посмотрел на Виктора: — Тогда она показа мне свой тайник.

— Рамку, в которой прятала дневник? — Виктор поджал губы. — И как тебя это убедило?

— У нее был еще один тайник. Она выбросила в заброшенный фонтан, здесь, в парке, пластиковую бутылку из-под газировки, в которую спрятала кое-какую бумагу, — Иероним развел руками. — Логично было бы предположить, что ты все же знаешь об этом месте, и вы просто обманываете меня, но слой пыли и грязи, сорняки… Многие проходят рядом, но никто и никогда не обращал внимания на этот мусор. Ты ведь не знал о том, что она что-то там спрятала?

— Я был без понятия, если мои слова достаточно убедительны, конечно… И что же там?

— Расценки, — альбинос сунул руку в карман и достал оттуда мятый лист бумаги, немного пожелтевшей и обветшавшей то ли от времени, то ли еще от чего-то.

— Расценки? — переспросил Виктор. Слова Чистильщика могли значить что угодно и Виктор почувствовал, как его сердце начинает биться быстрее от волнения.

Иероним молча протянул ему бумагу. Виктор расправил ее, пригладил на коленке и пробежался по написанному взглядом.

Это была длинная таблица — мелкие-мелкие строчки и тонкие столбцы. Чем больше Виктор вчитывался в нее, тем страшнее ему становилось.

В таблице был перечень действующих Чистильщиков, тех юношей и девушек, которым еще не исполнилось тридцати трех лет. В следующем столбце был перечень тех, кого они могли убить. За убийство тех, кто просто умел гадать, варить отвары или вовсе фокусников, цена была меньше, чем за тех, у кого магия была в крови. Да и даже это делилось на несколько пунктов — Старшие арканы и Младшие, более сильные и более талантливые. Иногда Виктор видел там целые фамилии и с ужасом узнавал их.

Там была фамилия возлюбленного Пенелопы. И фамилия Виктора там тоже была.

— И он убедил тебя? — Виктор склонил голову набок и сощурился. Иероним сделал шаг ближе и указал на уголок листа — на изящную подпись, чью-то фамилию, выведенную тонкой перьевой ручкой и тщательно разрисованную вензелями.

— Это подпись нашего Старейшины. Это предательство, — он вздохнул и снова отошел. — Всю мою жизнь меня учили, что моей рукой правит кто-то свыше.

— Ну, кто-то с тобой поспорит, убеждая, что деньги тоже даются свыше, — Гадатель отбросил лист в сторону. Ему вдруг стало противно, словно он держал в руках не бумагу, а сколопендру.

— В Братстве не принято задавать вопросы. Считается, что Старшие знают лучше, — Иероним поднял бумагу, аккуратно сложил ее и убрал в карман. — Но чем старше ты становишься, тем чаще задаешься вопросом: Почему я это делаю?

— Когда мы только познакомились, ты не выглядел человеком, который сомневается в том, что делает, — Виктор поджал губы. Чистильщик, по-своему приятно удивлял его. За маской страшного безразличия, холодности и жестокости оказался человек, который не понимает, почему его жизнь складывается именно так.

Иероним долго не отвечал, словно не решаясь произнести правду.

— Просто раньше я не думал, что задавать этот вопрос — правильно. Никто и никогда в нашем Братстве не испытывал сомнений. Кодекс — превыше всего. Если он запрещает задавать вопросы и говорит убивать совершенно безобидного человека — значит так нужно.

— И чем же ты отличаешься от других? — Виктор скептически хмыкнул и отвернулся, глядя в окно.

— Я прогуливал. Что, в прочем, не мешало мне стать лучшим учеником и образцом для подражания. Я думал, что раз душа у меня самая черная из всех Братьев, то я буду исполнять свой долг лучше всех. Быть может тогда я смогу искупить всю свою вину.

— Что заставляет тебя сейчас думать, что раньше ты ошибался?

— Кодекс запрещает нам разговаривать со своими жертвами, — Иероним привычно виновато опустил голову. Виктор кашлянул, привлекая внимание Чистильщика, и тот тут же выпрямился.

— Но я всегда слышал, о чем они говорят.

— И что же ты слышал?

— «Но ведь я предупреждал ее, что приворот может обернуться бедой!», «Я умолял ее не заказывать у меня порчу!», «Это же десяток маленьких жизней, разве я мог их не спасти?»

Виктор осекся. Он часто думал, как Чистильщики выбирают своих жертв. Родственная инквизиции организация была крайне привередлива в тех заказах, которые получает. Виктор подозревал, что с самого начала роль играли и золотые монеты, но считал, что в настоящее время это уже в прошлом.