Магические изыскания Альмагии Эшлинг

О чём ещё он мог мечтать? Разве что о хозяйке для своего дома. О браке с достойной девушкой. Альмагия Эшлинг была достойной девушкой: дочь почтенного господина Эшлинга, выросла в «Тёмных Тисах», имела за собой хорошее приданое, вдобавок была молода и миловидна. Правда, чересчур нерешительна и задумчива. Задумчивость – это промедление; решение нужно принимать без проволочек, иначе рискуешь пойти ко дну. Враги ждать не станут. Терпение друзей тоже не стоит испытывать на прочность…Впрочем, в мирной жизни, да к тому же в характере женщины это не пороки, а вполне извинительные маленькие слабости. Во всём прочем малышка Альмагия отвечала чаяниям капитана Эшлинга.

Решено!

* * *

Когда капитан Эшлинг пригласил её на прогулку, Альма придумала благовидную отговорку прежде, чем успела задуматься, зачем вообще нужно отговариваться. Зачем добровольно отказываться от общества человека, которого ей, с какой стороны ни посмотри, следовало бы узнать поближе.

Как держать себя с дядюшками-кавалерами, госпожа Эстиминда её не учила. Вероятно, правильным было бы как-то поощрить его. Улыбнуться ему. Расспросить о службе. Что ж, за завтраком Альма затронула эту тему – и едва не утонула в морских терминах, едва не оглохла от терпкого голоса, слишком громкого даже для просторной столовой.

Входя в любое помещение, капитан Эшлинг немедля заполнял его собой – высокой широкоплечей фигурой, энергичными движениями, зоркими взглядами из-под нахмуренных бровей, громовым голосом. Становился центром внимания, осью вращения. Ценное качество для командира, но слегка обременительное для тех людей из его окружения, кто к такому не привык.

Вдвойне тяжко было становиться предметом пристального внимания капитана Эшлинга. Говорить с ним о том, что было ей неизвестно или не имело для неё значения, принимать его слегка неуклюжие ухаживания, делать шаг за шагом по направлению к неизбежному… и нежеланному. С ослепляющей ясностью Альма осознала, что не готова связать с капитаном Эшлингом свою судьбу.

Но был ли у неё выбор?

Снегопад завершился и оставил после себя белоснежное покрывало, укутавшее дом, сад и окрестности. Снежинки искрились на солнце, морозец обещал не люто пробрать до костей, а добродушно подрумянить щёки. Кто бы отказался от такого освежающего простора в пользу душного захламлённого кабинета?

Альма.

Она отговорилась от совместной прогулки необходимостью разобрать кабинет отца, который в прошлый раз, после открывшейся правды о жизни и смерти матери, скорее крушила, чем разбирала. Но посвящать капитана Эшлинга в подобные детали было излишне.

Если капитан Эшлинг и удивился отказу, он ничем этого не показал. И не изменил первоначальному плану, накинул шинель и шагнул за порог – он всё ещё привыкал к своим владениям, ему было интересно увидеть их в новом свете при сменившейся погоде.

А Альма сбежала от живого и настойчивого Эшлинга к мёртвому и безразличному. Впрочем, и при жизни отец не выказывал к ней даже десятой доли того интереса, какой ныне проявлял дядюшка. Трудно было назвать такое положение дел приятным – зато оно, по крайней мере, было привычным.

Привычным было и хранимое в кабинете: вот в подставке трость из чёрного дерева с костяным набалдашником, любимая трость отца, без которой он почти никогда не выходил. Вот атлас звёздного неба, который отец велел ей вызубрить наизусть. Вот проклятый «Вестник Волшебства», превративший отца в то, чем он стал, и доведший до могилы…

Утихший, едва-едва тлевший гнев вспыхнул вновь. Только направлен он был уже не на господина Эшлинга, а на газету о магии. И на саму магию – один сплошной обман, одурачивший господина Эшлинга и загубивший его жизнь.

Их жизни.

Несмотря на годы изучения магии, Альма так и не сумела заставить себя поверить в неё. В том, чем занимался отец, не таилось ничего волшебного – это было ясно как день. Глупые сказки. Суеверия и предрассудки, которыми предки объясняли то, что было для них непонятно и пугающе, и которые потомки раскопали ради развлечения.

Паршивая газетёнка!

Зашуршали страницы «Вестника Волшебства», которые Альма скрутила, будто прачка – бельё

…Призрачный хрустальный звон.

Вещий сон.

Собственные глаза, из карих превратившиеся в серо-голубые. Если только верить живописцу Литарефни и экономке Одан. Но пусть первого ещё можно было заподозрить в художественной вольности, зато вторая была слишком честна и слишком преданна хозяевам, чтобы сказать хоть слово лжи.

Руки Альмы бессильно опустились. Листы «Вестника Волшебства» с тихим шелестом упали на пол.

На свете существовали вещи, которые даже мудрая госпожа Эстиминда навряд ли сумела бы объяснить. Что уж говорить об Альме – у неё голова шла кругом. Увы, ответы, которых она отчаянно жаждала, были унесены в недоступные ей дали: в могилу, на дно реки, к святилищу Великого Неведомого.