Магический Марксизм. Субверсивная Политика и воображение

Но как бы то ни было, вполне правомерен вопрос: концепция общественного дохода нацелена на социальную реформу или социальную нормализацию? Она предназначена трансформировать обанкротившуюся капиталистическую систему или подправить ее? Не будет ли общественный доход просто несовершенной заменой социального пособия? Более того, доказывая эффективность общественного дохода, демонстрируя то, что он может быть введен уже сегодня, при капитализме, левые, как кажется, хотят переиграть капиталистов на их собственном поле, переведя жизненно важный человеческий опыт на язык таблиц с цифрами и анализа затрат-выгод. Это наступление со стороны левых или на самом деле робкая защитная стратегия? Почему левые чувствуют себя обязанными доказывать государству и корпорациям, что они могут позволить себе переплачивать, не оказываясь внакладе, не теряя выгоду и голоса избирателей[200]?

Само собой разумеется, каждый здравомыслящий человек знает, что государство и капитал могут позволить себе раскошелиться. Каждый знает, что общественный доход возможно ввести, что изменения в нынешней системе труда и в продуктивистской парадигме и необходимы, и неотложны. И все же, возможно, главным здесь является не вопрос защитной экономической стратегии, но вопрос наступательной политики, это вопрос организации, индивидуальной и коллективной борьбы, реализации проекта свободного времени сегодня, экспериментирования сегодня. Только таким активным, творческим способом люди сегодня узнают себя, узнают, как много они на самом деле стоят и как много они могут вернуть себе: бизнес никогда ничем не поступится, если его не вынудят к этому. Но здесь мы снова сталкиваемся с проблемой, возможно самой главной проблемой споров об общественном доходе. Ибо многим покажется очень странным, что левые-автономисты, которые настойчиво (и правильно) говорили о своем крайнем недоверии и отвращении к государству и чьи коммунистические идеалы предполагают абсолютную (а не относительную) автономию от государства, хотят позволить государству вернуться в их повседневную жизнь, пусть и через черный ход. С одной стороны, они желают разрушить государство, избавиться от его удушающей хватки, от его репрессивного аппарата, но, с другой стороны, хотят реформировать государство, хотят, чтобы оно пришло нам на помощь, чтобы гарантировало и организовывало общественный доход. Мы слышим (и знаем), что государство – это эксплуататор, агент неолиберального капитала, обеспечивающий функционирование структур «свободного» рынка при современном капитализме; и вдруг, внезапным и необъяснимым образом, государство должно стать благодетелем, заботящимся об обычных людях и социально ответственным. Тут трудно согласовать одно с другим. Каким образом государство переменится? Чьим государством оно будет? Является ли такое эмансипаторное государство с его общественным доходом преддверием общественных изменений? Или введение базового дохода само по себе есть первый акт будущего коммунистического государства? В любом случае трудно понять, как автономисты могут добиться и того и другого, как они – мы – могут призывать к неограниченному самоопределению и одновременно требовать от государства необходимых средств для данного самоопределения. Трудно понять, является ли такая стратегия, ориентированная на общественный доход, формой реформизма, который приведет к революции, или революцией, которая приведет к реформизму.

Споры об общественном доходе – это, следовательно, очевидно нечто наивное и бесполезное, особенно сегодня, когда существует необходимость решать так много более осмысленных и неотложных задач. Сегодня разумные люди, прогрессивные и политически просвещенные, те, кто хотят менять мир, возможно даже некоторые марксисты, все знают, что в отношении практических дел, реальных социальных изменений, капиталистическое государство является препятствием, а не помощником. Ни в чем нельзя рассчитывать на государство: политики или куплены или слишком боятся за свою карьеру; и даже благоразумные политики, могущие предложить рациональные реформы и новые подходы, редко становятся участниками «демократического» политического проекта. (Слова Ги Дебора, сказанные в 1988 году, не только сохраняют актуальность, но, возможно, стали еще более верными: «В современной Европе нет ни одной партии или хотя бы партийной фракции, которая хотя бы на словах желала что-нибудь значительно в нем [обществе] изменить».)