Магический спецкурс

— Стоит закончить, чтобы еще больше друг друга не покалечить, — смущенно пробормотала я, тоже поднимаясь с мата и потирая плечо, которое болело довольно сильно.

Норман заметил это, привлек меня к себе и погладил больное место горячей ладонью, после чего боль исчезла и я снова смогла свободно двигаться.

— Спасибо.

— Да не за что. Ты прости, — он кивнул на плечо. — Наверное, ты меня сейчас ненавидишь, но я хотел убедиться, что ты действительно сможешь выдать больше, когда почувствуешь реальную угрозу.

— Едва ли я могу почувствовать реальную угрозу с твоей стороны, — возразила я, вытирая полотенцем лоснящееся от пота лицо. — Но разозлить меня тебе удалось.

— Это все потому, что ты считаешь меня лучше, чем я есть на самом деле, — заметил Норман. — Я слышал о твоем конфликте с Гроксом вчера.

Я смутилась. Конечно, он слышал, как же иначе?

— Они специально к тебе бегут жаловаться на меня? — смущенно поинтересовалась я, с интересом разглядывая полотенце, хотя на нем не было даже примитивного узора.

— Нет, хуже: Грокс рассказывал за обедом всем преподавателям и кидал при этом на меня такие многозначительные взгляды…

— Прости. — Я нахмурилась, почему-то только сейчас подумав, что мое поведение могло вызвать неприятные подозрения.

— Да нет, ты знаешь, мне было приятно.

Я не смотрела на него, но по тону поняла, что он улыбается.

— Редко кто вслух напоминает, что светлая и темная магия не делают нас хорошими или плохими. Хотя темный поток действительно меняет человека, это неизбежно. Ты теперь тоже немного не такая, как раньше… Любое зло, с которым мы сталкиваемся, меняет нас. Вопрос только в том, как именно. И это уже решаем мы сами. Но я хочу сказать тебе важную вещь: Норд Сорроу не был хорошим человеком. Он был хорошим королем, наверное, но совместить и то и другое он не мог.

Я подняла на него удивленный взгляд. О чем он говорит? Как он может про себя такое говорить? Я же знаю его.

— Почему это?! — Я так возмутилась, словно собиралась защищать его даже от него самого.

— Потому что такова судьба королей: порой приходится забывать о том, что ты человек. Идти на сделки с совестью, отстаивая интересы государства и людей, в нем живущих. Принимать решения, которые никогда бы не принял, будь ты простым смертным, имей возможность переложить ответственность на друг их людей. Да и ненависть к тем, кто лишил меня семьи, не делала меня лучше. Наверное, если бы они убили только отца и брата, все было бы иначе. Но гибель моей матери — добрейшей женщины, которая за всю жизнь никому не сделала зла, а только терпела его от мужа-тирана — я им простить не мог.

— Это понятно и абсолютно нормально, — настойчиво сказала я. — Виновные должны быть наказаны по заслугам, они же сами сделали свой выбор.

— Не знаю, только ли виновных я покарал. До сих пор не знаю. — Он горько усмехнулся. — Еще долгие годы я так боялся нового заговора, что порой, наверное, перегибал палку. Если какой-то человек вставал на пути интересов государства, какими я их видел, я не останавливался ни перед чем, чтобы убрать его с дороги. Тяжело оставаться хорошим человеком, когда творишь очень сомнительные вещи.

Я опустила взгляд в пол, чувствуя, как мое лицо из раскрасневшегося от тренировки становится пунцовым от захлестнувших эмоций. Не знаю, что превалировало: стыд или обида.

— Я от тебя ничего, кроме добра, не видела. Ты хороший человек. И ничто не убедит меня в обратном.

— Я стараюсь быть хорошим человеком, — поправил он. — Я больше не король и уже никогда не буду им. Последние десять лет я учился быть другим человеком. Яном Норманом. И я им стал. Смею надеяться, что я стал лучше. А твоя любовь сделает меня еще лучше. Уже делает.

Я посмотрела на него исподлобья, все еще немного дуясь, сама не зная на что.

— Моя любовь к тебе? Или все-таки твоя любовь ко мне делает тебя лучше?

Он рассмеялся и покачал головой.

— А ты непременно хочешь услышать признание, да?

Я неуверенно пожала плечами.

— Было бы неплохо, знаешь ли. Неужели это так трудно? Ты хочешь, чтобы я родила тебе детей, но не можешь сказать, что чувствуешь? Если чувствуешь, конечно.

— Разве слова что-нибудь стоят? — мягко спросил он. — Неужели нужно все проговаривать вслух? Разве действия не говорят громче слов?

— Почему нельзя совмещать то и это? Роне Риддик ты тоже никогда не говорил о своих чувствах? Она к этому нормально относилась?

Не знаю, зачем я приплела сюда его бывшую возлюбленную. Наверное, потому, что в глубине души предполагала: это из-за нее он не говорит о любви. Это ей он остается верен, ей досталась вся его любовь, а мне навсегда уготована роль второго плана.

Его лицо мгновенно помрачнело. Норман отвернулся и отошел от меня. Он долго молчал, а потом признался:

— Говорил. В каждую нашу встречу, — его голос прозвучал холодно и отстраненно. — Я забрасывал ее признаниями и клятвами.