— Рона Риддик, — выдавила я, так и стоя на пороге. Голос плохо слушался, челюсти сводило, поэтому слова приходилось выталкивать из себя с усилием. — Ревоплощение. Я. Что ты знаешь об этом?
Ее лицо сразу сказало о многом. Горечь и облегчение смешались на нем в причудливое выражение, какого я никогда раньше не видела. Она тяжело вздохнула и кивнула.
— Я знала, что если ты отправишься в Орту, то рано или поздно все узнаешь.
Она посторонилась, пропуская меня внутрь. Я вошла, только сейчас осознав, что меня бьет крупной дрожью. И не только от возбуждения, но и от холода: я совсем промокла и оказалась одета недостаточно тепло для московского мая. Зато дневник, который я так и прижимала к груди, не пострадал. Видимо, он был защищен не только от чужих глаз, но и от неблагоприятного воздействия.
Мама в первую очередь дала мне сухую одежду и отправила в ванную переодеться и высушить волосы.
— Я пока позвоню папе, — пообещала она. — Лучше нам поговорить всем вместе.
Я согласно кивнула, невзирая на желание заорать и потребовать, чтобы мне объяснили все немедленно. По лицу мамы я видела, что ей эта тема причиняет не меньшую боль, нежели я испытывала сейчас сама, поэтому закатывать истерику было бы нечестно с моей стороны.
Когда я вышла из ванной, мама вручила мне чашку горячего чая. Моего любимого: с бергамотом и мятой.
Мы сели в гостиной на диван. Я держала чашку в руках и смотрела на крошечный листик мяты, плавающий на поверхности.
— Скажи мне хотя бы, это действительно так? — попросила я, глядя на дрейфующий листик. — Она ревоплотилась во мне?
Мама коснулась моих волос, которые я высушила как попало, поэтому они наверняка торчали во все стороны.
— Да, это действительно так, — грустно подтвердила она, давая понять, что все мои страхи имели под собой нешуточные основания.
— И давно вы об этом знаете?
— С самого твоего рождения. Мы с твоим папой были постоянными гостями Дома Риддик… Чтобы ты понимала: это как здесь быть прихожанами одной церкви. Там и познакомились. И когда ты родилась, мы, конечно, отнесли тебя к хозяину Дома. Для благословения. Чтобы Развоплощенная знала о тебе и приглядывала за тобой. И тогда сработал первый артефакт. Ее амулет — его прикладывали ко всем младенцам. Эта традиция столь давняя, что все уже и забыли, для чего она. Хозяин, конечно, был шокирован. Мы с папой тоже. Сначала. Потом наступила эйфория. Как же! Великая Рона Риддик вернулась. То, чего ждали веками, наконец состоялось. А наша дочь оказалась Избранной.
В ее голосе слышалась горечь. Мама вздохнула и отвернулась от меня, решив налить чая и себе. А я продолжала смотреть на несчастный листик. Лишь через пару минут тишины поинтересовалась:
— Если это такое благо, то чего же вы молчали?
— Благо обернулось проклятием почти сразу. Или кто-то из тех, кто был в тот момент в Доме, нас выдал, или кто-то из друзей. Монархисты узнали, и нам всем подписали смертный приговор.
— Но почему? Чем им мешает Рона Риддик?
— Своим обещанием, — пояснил папа, неизвестно откуда появившийся на пороге гостиной.
Ни я, ни мама не слышали, как он вошел. И я не представляла, как он так быстро добрался до дома: или был где-то недалеко, или воспользовался порталом, не иначе.
— Каким обещанием? — не поняла я, хотя смутное воспоминание всколыхнулось на дне памяти.
Папа прошел в комнату, сел в кресло, стоявшее рядом с диваном, и посмотрел на меня.
— Прежде всего, хочу тебе кое-что объяснить. В магическом мире мой род — один из древних. И много веков мы были приближены к королевской семье. Я сейчас имею в виду род Риддиков. Когда Рона Риддик вышла замуж за Гордона Геллерта и они были объявлены властителями Объединенного Королевства, мой далекий предок оказался приближен уже к ним обоим. И в тот день, когда Рона погибла, а ее муж изображал горе, он был рядом с ним. В том числе в тот момент, когда разгневанная проекция погибшей супруги явилась Гордону. Королева была достаточно сильным магом, поэтому ее проекцию видели и слышали все, кто в тот момент находился в одном зале с королем. Рона во всеуслышание заявила, что это он ее убил: они с отрядом легионеров действительно были атакованы большой группой низших, но отбились. Не все: в живых осталась только она и еще трое легионеров. Когда они выбирались, наткнулись на Гордона с группой преданных ему людей. Те нанесли ранения ее сопровождающим, а Гордон лично ранил Рону в ногу, после чего она уже почти не могла идти. После этого они ушли, а запах крови привлек низших…
Я закрыла лицо рукой, и папа резко замолчал, видимо, осознав, что слишком увлекся кровавыми подробностями.
— Значит, это он подстроил ту ловушку, да еще лично проконтролировал, чтобы Рона из нее не выбралась. — Я отняла руку от лица и вопросительно посмотрела на папу. — Зачем? Он же любил ее.