От этого резкого движения Норман взвыл от боли.
— Хорошо, теперь чувствую, — отрывисто произнес он. — Нельзя ли нежнее?
— Простите. — Мой голос задрожал от собирающихся в глазах слез, когда я смогла рассмотреть его рану. — Тут все очень плохо, профессор Норман.
— Правда? — Он попытался улыбнуться, видимо, чтобы ободрить меня. Его лицо покрылось испариной и очень побледнело. Выброс адреналина закончился, теперь оставались только исчерпанный поток и большая кровопотеря. — А если конкретнее?
— Рана, кажется, глубокая, очень много крови, — прошептала я. — Я не знаю, как ее остановить.
Норман прижал руку к ране, поморщившись от боли. Я надеялась, что он вылечит себя, но он только вздохнул и тихо ответил:
— Что ж, Таня, пожалуй, это тот момент нашей жизни, когда я могу разрешить вам называть меня по имени.
Я замотала головой, чувствуя, что слезы снова потекли по щекам. Сколько же их в моем организме?
— Нет… нет… Надо что-то сделать. Вы можете себя вылечить?
— Не могу. Мой поток почти исчерпан. Я истеку кровью быстрее, чем он восстановится.
— Направьте мой! Я знаю, что так можно…
Он снова покачал головой.
— Нет, вы тоже измотаны, обессилены и еще физически не готовы к подобным тратам. Я убью вас, если сделаю это.
— Если вы этого не сделаете и умрете, я все равно погибну тут!
— Просто оставайтесь здесь, — голос его звучал тише, слова давались все с большим трудом. Он прерывисто дышал. — Вас наверняка уже ищут другие. Они найдут вас. Может быть, не сразу, но вы продержитесь, я знаю. Вас спасут, верьте в это.
Я снова замотала головой, не желая слушать такое. Шмыгнула носом, вытерла слезы и заставила себя думать. Я наверняка знаю, что можно сделать без магии. Большую часть жизни у меня не было никакой магии.
Посмотрев еще раз на то, как он прижимает руку к ране, я наконец вспомнила, что надо хотя бы попытаться его перевязать. Может быть, кровь остановится. Надо только найти чем, но это решение пришло быстро: я принялась рвать юбку.
— Что вы делаете? — удивился Норман.
— Перевязку, — лаконично ответила я, превращая подол в лоскуты ткани. Теперь юбка стала значительно короче, едва доходила до середины бедра, но зато мне удалось сделать довольно плотную и тугую повязку.
Норман морщился, но не пытался меня остановить, напротив, помогал перевязывать себя, как мог.
— Вот, это все, что я могу, — я виновато развела руками, не представляя, правильно все сделала или нет. Зря никогда не интересовалась оказанием первой помощи.
— Спасибо. — Норман снова улыбнулся мне. — Даже если не поможет… спасибо за попытку…
— Не говорите так, профессор Норман…
— А говорили, что вам нравится мое имя, — со смешком перебил он, заставив и меня улыбнуться.
— Не говорите так,
Он продолжал улыбаться, хотя выглядел из рук вон плохо и, скорее всего, так же плохо себя чувствовал. Наверное, просто не хотел меня пугать. Даже находясь при смерти, он думал больше о моем спокойствии, чем о себе.
— Никогда не любил это имя, — тихо признался он, глядя на меня из-под полуопущенных ресниц, — но когда его произносите вы… звучит приятно.
Я нервно улыбнулась, не зная, как реагировать. Не удержалась и коснулась рукой его лица, якобы чтобы убрать со лба прилипшие волосы, но потом все же погладила по щеке. Она была влажной и липкой.
— С вами все будет в порядке, — неуверенно произнесла я. Не чтобы пообещать ему, а чтобы убедить себя.
Норман прикрыл глаза, как будто наслаждаясь моим прикосновением, а потом вдруг тревожно распахнул их и торопливо заговорил:
— Таня, послушайте меня. Все это гораздо серьезнее, чем вам может казаться. Это больше, чем прихоть избалованного сынка. Вам грозит опасность, настоящая опасность. Вас целенаправленно пытаются убить. Низшие не могли оказаться здесь в таком количестве случайно. Это ловушка. Извращенная и жестокая. Когда вернетесь, обязательно расскажите обо всем отцу. Без утайки. Он придумает, что сделать.
— Нет, — в который раз повторила я и взяла в ладони его лицо, заставив смотреть мне в глаза, — когда мы вернемся, я расскажу отцу и вы вместе решите, что делать. С вами все будет в порядке, слышите? Вы будете и дальше меня защищать. И отчитывать, когда я глупо веду себя. И танцевать со мной на балу.
— Таня… — раздраженно выдохнул он, но я не дала продолжить.
— Ян! Перестаньте себя хоронить! Держитесь, пожалуйста… — Голос сорвался, и я до боли закусила губу, чтобы снова не разреветься.
— Все хорошо… — Он снова изобразил подобие улыбки. — Не переживай. Я смерти не боюсь. Жалею только… что было так мало… времени… Узнать тебя… Я хотел бы… больше…
Я улыбнулась в ответ. Снова погладила по щеке, сидя так близко, что его дыхание, становившееся все слабее, смешивалось с моим.
— Так, может быть, вы все-таки в меня влюбились? — неожиданно для самой себя поддразнила я.
Из его горла вырвался какой-то странный звук, который, наверное, мог бы быть смехом, если бы у него еще оставались силы смеяться.
— Может быть…
Эти слова прозвучали едва слышно, а потом он и вовсе замолчал, закрыв глаза.