— Это от моли, — пояснила Алла, — а так они не воняют.
__ А… над чем ты сейчас работаешь? — спросила Ольга просто, чтобы что-то сказать.
Алла открыла холодильник и продемонстрировала большой, герметично закрытый прозрачный пакет, в котором лежал, неловко выгнув шею, небольшой белый гусь. Он был завёрнут в обычный женский чулок, но Ольга умудрилась разглядеть вату в оранжевом клюве, и ей стало немного дурно.
— Ты его сама… того… застрелила?
— Да ты что, купила, он же домашний. Сезон зимой начинается, это я так, практикуюсь.
— Кстати, давно хотела узнать, ты о чём пишешь, Алл? Мне твои книжки не попадались…
— О животных, я в них разбираюсь. Очень я животных люблю.
«Хорошо, что не людей… хотя по людям у них Марго специализируется», — подумала Ольга, но промолчала, и Алла мечтательно продолжила:
— Вот лисы, лисы, они, знаешь, вот тут, — протянула руку к чучелу огнёвки, которая смирно, лапка к лапке, сидела на полке, — пахнут фиалками. Здесь, над хвостом. Тооооненько так. И поверить невозможно, пока сама свежую тушку в руки не возьмёшь. Красавицы они, девочки… И повадки такие, уж сколько лет смотрю, а всё не пойму, какая сила приводит их под выстрел. Только недавно была за несколько километров отсюда, а поди ж ты, возникла шагах в сорока и будто ждёт, покорная.
У Аллы была тяжелая нижняя челюсть, казалось, будто она постоянно борется с раздражением, сжимая зубы и презрительно кривя рот. Но сейчас она расслабилась, жесткое широкое лицо сделалось мягче, и на нём промелькнуло выражение такой нежности, словно речь шла о любви, а не о смерти.
— Ага… — Ольга с трудом отвела взгляд от её лица, растерянно взглянула на банки, которые до сих пор прижимала к груди, и нашлась: — Ну, пойду я, добычу отнесу. Спасибо, что показала, красиво у тебя.
Алла кивнула и проводила её в кухню, по дороге тщательно запирая все двери. Напоследок, порывшись в столе, протянула консервный ключ: — Верни потом, не забудь.
Сентябрь проходил незаметно, Ольга погрузилась в занятия и книги и совсем не чувствовала Крыма; солнце и морской ветер не добирались до неё, иногда казалось, что она проводит дни в подземельях, хотя на самом деле классные комнаты располагались примерно на втором этаже — если, конечно, странная планировка не обманывала.
Лишь по вечерам, впадая в естественную после ужина задумчивость, Ольга выходила во двор, смотрела, как солнце стремительно уползает за гору и уже в восемь становится темно. Она каждый раз надеялась дождаться низких крупных звёзд, но прохлада всегда загоняла её в дом до срока.
Как-то Ольга выбралась позднее обычного, когда сумерки стали совсем чернильными, и потому не сразу разобрала, что место под миндалём, где ей нравилось сидеть, кем-то занято. Уже собралась пройти мимо, чтобы не нарушать чужое уединение, как её окликнули:
— Оля?
Это была Рудина. Кто-то помог ей вытащить на улицу большое плетёное кресло, и теперь она бесформенной кучей покоилась под деревом, наслаждаясь безветрием и тишиной.
— Добрый вечер, Елизавета Петровна.
— Добрый, добрый. Посидите со мной, деточка, у вас есть на чём?
— Я обычно куртку подстилаю.
— Ах, как чудесно быть такой молодой и неприхотливой, неприхотливой и молодой.
Ольга с тоской представила, что следующие полчаса ей предстоит выслушивать это полубезумное воркование.
— Как вам у нас, Оля?
— Замечательно. — Она не надеялась на нормальный диалог и решила отделаться немногословными ответами. Но Рудина продолжила расспросы:
— Узнали что-нибудь полезное, новое?
— О да, много всего.
— Нам удалось вас чем-нибудь порадовать и удивить, удивить и порадовать?
— Честно говоря, я не перестаю удивляться с тех пор, как переступила порог школы.
— Да что вы говорите, как интересно! А ведь у нас всё так просто и понятно.
Ольга начала раздражаться:
— Не говоря даже об Ордене, вот этот самый дом — как он устроен? Не всегда понимаю, на каком я этаже. А иногда, — Ольга помолчала, — на каком я вообще свете.
— Ну-ну, не преувеличиваете ли вы?
— Недавно, например, мы с Агафьей попали в зеркальный лабиринт.
— Ах, это… Зеркальные комнаты, Оля, не такая уж редкость. Можно вспомнить ряд легенд, связанных с ними.
— Вот именно что легенд, — пробормотала Ольга, но Рудина её не услышала.
— Их использовали для испытаний, наказаний, да мало ли. Например, для обмена сущностями.
— Как же это?
— Говорят, в лабиринте зеркал можно потерять душу, а можно заполучить другую, одну из тех, что заплутали там раньше. Много лет назад одна печальная и очень одинокая женщина, немного похожая на вас, Оля, но не такая хорошенькая, придумала старого мудрого китайца Ли Сян Цзы, чья жизнь тоже была полна одиночеством и печалью. Но в отличие от женщины это его не убивало, а превращало в поэта. И поэт, в свою очередь, придумал «древнюю» китайскую сказку о лисице, чья душа заблудилась в зеркальной комнате и томилась в ней тысячу лет. А потом туда заглянула девушка, и с тех пор у неё повадки лисы, и смерть её тоже будет лисья.
— Надеюсь, мы с Агафьей ничего такого не подцепили. Но вы не ответили, Ордену-то зачем этот артефакт понадобился?