Я, – говорит Тася, – вес набрала, спать стала, боли нет, шишка еле прощупывается. Дай Бог той Степановой здоровья за эту книгу».
В общем, я украл у сестры эту книгу, думаю: пропью. За такую книгу мне бутылку запросто дадут. О Тасе я в тот момент не думал, как не думал раньше о матери, детях и жене. По дороге я встретил дружков, мы куда-то зашли, пили, и я оставил пакет с книгой. Потом все как прежде: похмелье и проблема найти выпивку. Про книгу я вспомнил, лишь когда пришла мать и стала просить отдать Тасину книгу. Я стал кричать, психовать. Говорил, что я еще не такой дешевый, чтоб у больной сестры забрать книгу, по которой она лечится. Мать плакала, говорила, что никто не мог помочь, а через книгу пришла помощь, что Таисии хуже, она упала духом. Сестру схоронили. Она мне снится почти каждую ночь и укоряет меня в своей смерти.
А спустя время мне на глаза попалась Ваша книга, и я ее купил. Прочитал за один вечер. Плакал, как пацан. Тасю было жалко. Таким гадом себя почувствовал. Все думал, а вдруг бы она выздоровела. Ведь за многие месяцы болезни подниматься стала. Была кожа да кости, а тут поправилась, улыбалась. Решил я на себе испытать, лечить себя от пьянки по Вашей книге. Все делал, как было написано. И постепенно перестало тянуть выпить. Может быть, Вам и не интересны подробности, а возможно, для Вашего дела и необходимо знать, что я чувствовал. Сначала меня мутило, когда я видел спиртное. И понос был. Было такое состояние, как будто я отравился. Где-то через две недели это прошло. Появилось безразличие к спиртному, с одной стороны, а с другой стороны, во сне все время наливаю и пью и вроде как пугаюсь: чего не сдержался.
И самое главное: можно ли мне отнести на кладбище моей сестре Вашу книгу или мне уже не искупить своей вины? Что мне делать с книгой? С одной стороны, она меня излечила от пьянки, с другой стороны, вина перед Тасей».
Вот такое большое письмо. Его мне прислал Саша. Во-первых, добрые дела снимут вашу вину, а пить вы уже не будете. Используйте остаток жизни на добро. Нужно найти жену, быть добрым мужем, отцом. В мире столько одиноких, разбитых сердец. Тасю не вернуть. Облегчите хотя бы удел своей матери. Книгу на кладбище не носите.
Если ваше фото на кладбище
Бывает, умрет человек, и родственники перебирают в альбоме фотографии, чтобы найти подходящую для памятника. Зачастую таковой не находится, а есть только фотографии групповые. Когда с такой фотографии переснимают на керамическую, то на ней иногда остается часть тела человека, который еще жив. И вот по воле случая с этого времени часть его изображения оказывается на памятнике, на кладбище. Многие после этого заболевают и умирают, не зная истинной причины болезни.
Катерину Семеновну стали бить припадки без всяких на то оснований: не ушибалась, не переболела, не пугалась. Затем стала отниматься правая рука, обратилась к целительнице. Та сразу ей объявила: «У вас умер кто-то, и ваше фото находится на кладбище, на памятнике. Вы на фотографии в белом платье, темный горох, рядом мужчина лысый, но с бородой. Он мертв, а вы живы, но ненадолго. Он вас заберет за собой». Катерина Семеновна возразила, что у нее не было и нет белого в горох платья. Было желтое в горох. Однако целительница объяснила, что на памятнике не цветное фото, потому она-де и видит белое в темный горох. И еще она сказала: «Вы бы, милочка, не крутили, не передергивали мои слова из-за сомнений, не теряли бы время, а искали бы мастера, который бы вам помог. Я вот лично не возьмусь ни за какие деньги. Жить хочу. Езжайте к Наталье в Новосибирск. Она среди нас не слабая, дай Бог, поможет».
Катерина Семеновна перебрала дома все фото, нет такого и все. Потом как обухом по голове: лысый – ведь дядя ее первого мужа. Позвонила, и ей сказали, что он умер. Она поехала к ним, уговорила сводить на могилу и с ужасом увидела на портрете памятника части своего лица и плечо с рукой. Платье на портрете и вправду вроде белое в горох, так как фото не цветное.
Приехала Катерина Семеновна ко мне, и я ей помогла.
Во-первых, надо закрасить краской ваше изображение на фото рядом с покойником, читая при этом: «Да воскреснет Бог». Затем заказывают через раз покойнику «за упокой», а себе «за здравие», и так семь недель кряду. Подают милостыню в трех церквах. В течение года соблюдают все посты. Три года не бывают на кладбище, в родительский день поминают мертвых только дома.
Чтоб не «увели» душу
Помню, бабушка повела меня вечером под Троицу к реке и говорит: «Ты, моя хорошая, не бойся. Я сейчас буду звать тех, у кого в этом году душу сумели увести». Я ее спрашиваю: «А разве можно душу забрать?»
«Кто может, а кто не может», – сказала она почти про себя. Я поняла, что не нужно к ней лезть с расспросами, и замолчала.
У реки бабушка развела костер, посадила меня рядом с ним и говорит: «Сиди тихо, ладно? Что не ясно будет, потом объясню».