Магия и кровь

Мы проходим мимо тумбы с бумажными объявлениями, и я замедляю шаг. Среди них — портрет Лорен с крошечным колдовским символом в углу. По тому, как он привлекает внимание Кейс, я догадываюсь, что на него, вероятно, наложены чары, чтобы его замечали другие колдуны. На взгляд обычного человека это было то же самое статичное фото, которое подсунули нам под дверь вчера, и на мой взгляд тоже, потому что я еще не колдунья. Голосок в голове шепчет, что я ей, возможно, так и не стану, и мне нечего возразить.

Лорен пропала месяц назад.

Я постоянно об этом забываю — словно прогоняю воспоминание. Хватаю телефон, чтобы написать ей, забыв, что она мне не ответит. Иду по улице и думаю, не заскочить ли в гости к Картерам, забыв, что ее там нет. Смотрю ее страничку, чтобы узнать, что у нее новенького, забыв, что она больше ничего не постит.

Каждый раз, когда я об этом вспоминаю, возникает ощущение, что до меня так и не дошла реальность происходящего. Да, Лорен пропала — но временно или навсегда?

Кейс тычет в меня ногтем.

— Скоро объявится.

— А вдруг с ней что-то случилось?

— Наверное, сбежала с кем-то. Не в первый раз, и вообще она от природы непоседа.

Однажды Лорен села на поезд и укатила в Монреаль с каким-то парнем, никого не предупредив. Через три дня она прислала мне видеосообщение — пожаловалась, что парень оказался так себе и она остановилась у подруги.

Тогда мы узнали, где она и что с ней, через три дня, но теперь прошло тридцать.

Я пытаюсь удержать и закрепить в голове, что сказала Кейс, но ничего не могу поделать с холодком, бегущим по спине. Надо сосредоточиться на том, чтобы пробраться сквозь толпу в подземку.

От этого возникает ощущение нормальности. Как будто дома меня не ждет испытание, которое означает, что моя колдовская жизнь оборвется, не начавшись. Если я пройду его, если обрету сильный дар, возможно, у меня появится способ помочь Лорен. Правда, мысль о том, что я помогу Лорен, ощущается как последний слой глазури на двадцатиэтажном торте — столько сил, как мне сейчас кажется, уйдет у меня на Призвание.

Нам удается влезть в переполненный вагон. Почти все пассажиры полусонные — рано встали, издалека ехали, — а ведь они еще даже не пришли на работу. Несмотря на кондиционеры, гоняющие воздух по вагонам, в нос ударяет запах немытого тела. Я изо всех сил отворачиваюсь от мужчины, который держится за поручень под потолком — его подмышка у меня как раз на уровне глаз.

— Ну что, какой у тебя план? — спрашиваю я Кейс.

— Я вообще-то у тебя хотела спросить.

Она с кислым лицом прислоняется к дверям, к которым прислоняться не положено.

Я сильнее вцепляюсь в поручень. О каком плане может идти речь, когда у меня сегодня Призвание? Что бы там ни говорили взрослые, подготовиться к нему я не смогу. Ни тебе упражнений, ни пробных заданий.

Кейс стонет:

— Да нет же. Я имела в виду, что это ты нашла мне стажировку и это ты утверждаешь, что она идеальная. Вот я и решила, что у тебя есть какой-то план.

«Ой».

— Вот и «ой».

Я наклоняюсь к ней поближе:

— Точно. План. «Ньюген» в своей ленте постоянно рассказывает, что ищет новые точки зрения — как было с той фотомоделью, которой дали стажировку, потому что она придумала, как сделать роботов «Ньюсап» эстетичнее.

— Ты о тех «Ньюсапах», которых отозвали и сняли с производства?

— О них, но это же другой вопрос…

Кейс кривится:

— Если другой вопрос — это вопрос о том, как робот задушил владельца, когда поправлял ему подушку перед сном, то это довольно-таки существенно.

— Да я не про это! Я про то, что курсы по политологии, на которые ты сейчас ходишь, позволяют тебе смотреть на все с новой, неожиданной точки зрения.

Кейс нахватала себе миллион курсов без разбору назло домашним, а я заставила ее выбрать те, которые ей и правда нравились и при этом могли принести пользу и после школы. Она согласилась только потому, что это делало ее протест нагляднее. По-моему, она просто сама не знает, чего хочет. У Кейс есть честолюбие, но ей не хватает целеустремленности и сосредоточенности.

Почему-то она никак не отзывается на эти мысли, хотя точно их слышит. Я наклоняюсь ближе:

— Я задам вопрос, который повернет обсуждение в твою пользу, а ты ответишь, проявив политическую гениальность.

— И никого-никого не насторожит, что мы сидим рядом?

Я мотаю головой:

— Ты войдешь первая, а я потом, через некоторое время, и сядем в разных концах зала.

— Хорошо.

Кейс медленно выдыхает.

Я тереблю край рубашки.

— И тебе стоит послушать мысли ведущего для надежности…

— Во-первых, ни за что, — говорит Кейс. — Во-вторых, в битком набитом зале? Да мне бы сосредоточиться, чтобы выдать ответ!

«И то верно». Кейс так ненавидит город именно за то, что здесь столько народу. Она привыкла читать мои мысли. Пытаться перескочить в другой мозг — значит столкнуться с незнакомым сознанием, а когда кругом столько громких голосов, Кейс просто не сможет понять, который ей нужен.

Иногда я начинаю сомневаться, из-за чего она наотрез отказывается совершенствовать свой дар — из чувства протеста или просто потому, что терпеть не может талант, которым наделили ее предки.