Ламаистский ангкур (буквально «полномочия») – это не «инициация» («посвящение»), хотя из-за отсутствия другого подходящего слова я иногда пользуюсь этим термином. Разные ангкуры не ставят перед собой задачи раскрыть эзотерические учения, как обряды посвящения у греков или других народов, а имеют подчеркнуто психический характер. Теоретически они являются «энергией», которая передается от учителя (или от какого-то другого источника сил) к ученику, способному «улавливать» психические волны во время передачи.
По мнению ламаистских мистиков, во время отправления ангкура сила помещается в доступных для ученика пределах; улавливание и ассимилирование этой силы зависит от его способностей.
В ходе разговоров на эту тему с посвященными мистиками они определяли ангкур как «особую возможность», предоставляемую ученику, чтобы он сам получил «полномочия». С помощью того же метода мастера-мистики способны распространять волны энергии, с помощью которой в случае нужды поощряют, освежают и подбадривают своих учеников, находящихся вдали от них.
Сам процесс не всегда используется, чтобы достигнуть определенной цели, к которой направлены волны; наоборот, иногда, достигнув ее, волны сами поглощают порцию энергии; а затем, возвращаясь с украденной энергией, «сливают» ее в тот «источник», откуда посланы и где она усваивается. Некоторые маги, как говорят, приобретают огромную силу или продлевают свою жизнь за счет подпитывания этой украденной энергией.
4. Тибетские мистики признают также, что адепты, хорошо натренированные в концентрации, способны визуализировать воображаемые ими формы и создавать тем самым любые виды фантомов: мужчин, женщин, животных, неодушевленные предметы, пейзажи и т. д. (Читатель помнит, что говорилось по этой теме в связи с тулку[161]
и многочисленными фантомами, которых, по мнению далай-ламы, могут создаватьТакие происшествия часто встречаются в тибетских историях, особенно в знаменитых эпических сказаниях о короле Гезаре из Линга. Великий герой создавал свои фантомы, а также фантомы караванов – с палатками, сотнями лошадей, лам, торговцев и слуг, из них каждый играл свою роль. В битвах он образовывал фантомы армий, убивавшие врагов так же успешно, как если бы состояли из настоящих воинов.
Все это на первый взгляд принадлежит царству сказок, и можно смело предположить, что девяносто девять историй из ста – чистый вымысел. Но нельзя отрицать, что подобные случаи все же встречаются, а явления имеют свидетелей. Объяснения им пусть находит сам наблюдатель, коли отказывается принимать предлагаемые тибетцами. Но часто эти тибетские объяснения своей смутно научной формой привлекают любопытных и сами становятся объектами исследований.
Западные путешественники, приближающиеся к тибетской границе и составившие поверхностное представление о народных суевериях, сильно удивляются, услышав необычно рациональные и скептические отзывы о чудесах, что скрывают в умах эти кажущиеся простаки.
Две истории, хорошо известные и знаменитые на весь Тибет, для иллюстрации. Достоверны ли факты в повествовании, нам не важно; нас привлекают в нем объяснения, даваемые чудесам, и дух самой истории.
Однажды ненастным днем торговец путешествовал со своим караваном и ветер унес его шапку. Тибетцы считают, что подобрать в таких обстоятельствах шапку – значит потерпеть неудачу в своем предприятии. Вот купец под воздействием этого суеверия и бросил свой головной убор – шапку из мягкого фетра, с меховым отворотом, который поднимается или опускается на уши в зависимости от погоды. В колючий кустарник занес шапку сильный порыв ветра, ее не разглядеть.
Через несколько недель торговец проезжал мимо этого места и в сумерки заметил едва различимую фигуру, как ему показалось, притаившуюся в зарослях. Не очень-то смелый, он поспешил проехать мимо, а наутро рассказал селянам: мол, видел недалеко от тропы «что-то странное». И другой путешественник отметил на том же месте необычный предмет, – что это такое, не понял, – и тоже рассказал о нем. После этого многие замечали ни в чем не повинную шапку и рассказывали о ней местным жителям. Ну а потом солнце и пыль превратили шапку в еще более причудливый предмет: фетр стал грязного желтовато-коричневого цвета, а мех приобрел сходство с ушами какого-то животного.
Купцов и паломников, останавливавшихся на постой в деревне, предупреждали: на опушке леса «нечто» – ни животное, ни человек – сидит в засаде, надо быть настороже. Кто-то предположил, а не демон ли это нечто, и вскоре предмет, так и не опознанный, возвели в ранг беса.