Магия и тайна Тибета

Что мне делать? Налджорпа, как я знала, не выйдет из палатки до рассвета: смотреть больше не на что; медитировать не хочется – можно уходить. Но я не торопилась и продолжала прислушиваться. Временами до меня доносились какие-то ритуальные слова, затем тихое, неразборчивое бормотание и стоны. Оставаться дольше нет никакого смысла. Осторожно выйдя из своего убежища, я сделала несколько шагов вперед – и услышала тихое рычание. Передо мной быстро прошло какое-то животное. Волк… шум, производимый налджорпой, держал его на расстоянии, а теперь, когда все стихло, он решился подобраться к еде, оставленной для ему подобных.

Начав уже огибать скалу и спускаться вниз, я остановилась, услышав неожиданные восклицания налджорпы:

«Я плачу по счетам! Я питался тобой – съешь меня!

Эй, голодные, приходите и вы, терзаемые неудовлетворенными желаниями!

На этом пире, который дает моя страсть, моя плоть перейдет во все, что пожелаете.

Здесь я даю вам плодородные поля, зеленые леса, цветущие сады, белую и красную пищу, одежду и целебные снадобья!.. Ешьте! Ешьте!..»

Возбужденный аскет исступленно дунул в канглинг, издал ужасный крик и так стремительно вскочил на ноги, что ударился головой в низкий потолок палатки, и она упала на него. Некоторое время он выбирался из-под нее, потом появился с кривой усмешкой на перекошенном лице сумасшедшего, судорожно завывая и дергаясь, будто от сильной физической боли.

Теперь я поняла, что чод значит для тех, кто доводит себя упражнениями до такой степени, что впадает в гипнотическую зависимость от ритуала. Нет никаких сомнений – этот человек чувствует на себе укусы невидимых вампиров. Он озирался и обращался к невидимым зрителям, словно его окружала толпа потусторонних существ. Вполне вероятно, видит какое-то страшное видение.

Зрелище очень любопытное, но невозможно смотреть на это равнодушно – бедняга, пожалуй, убьет себя ужасным ритуалом. Так вот секрет его болезненной наружности, – я поняла, почему он считал, что мои лекарства не помогут ему. Мне не терпелось разбудить его, вырвать из лап ночного кошмара, но я все медлила: мое вмешательство против установленных правил. Кто начинает заниматься такой подготовкой, должен пройти ее без посторонней помощи.

Пока я раздумывала, снова послышался вой волка – он остановился на вершине холма. Оттуда, замерев от страха, животное, не отрывая глаз, следило за упавшей палаткой внизу, будто тоже видело ужасное видение. Налджорпа продолжал стонать в агонии. Нет, не могу больше этого выносить! И я поспешила к бедному сумасшедшему парню. Но, заметив это, он стал безумными жестами звать меня и кричать:

– Придите, голодные, ешьте мою плоть! Пейте мою кровь!

Это уж слишком – он принял меня за призрак! Несмотря на жалость, я чуть не рассмеялась.

– Успокойтесь! – обратилась я к нему. – Здесь нет никаких демонов! Я та почтенная женщина-лама, которую вы знаете!

Но он даже не слышал моего голоса и беспрерывно обращался ко мне словами ритуала.

Подумав, что тога, которая на мне, придает мне, вероятно, сходство с привидением, я сбросила ее на землю и заговорила снова:

– Ну же, посмотрите на меня! Узнаете?

Все бесполезно – несчастный послушник совсем сошел с ума: простирает руки к моей ни в чем не повинной зен и обращается к ней как к вновь прибывшему фантому. Почему я не оставила его одного и не ушла, не вмешиваясь в этот спектакль?! Только еще больше его запутала. Пока я раздумывала, что делать дальше, молодой человек, бродивший вокруг палатки, споткнулся о колышек и упал на землю: лежит и не двигается, будто потерял сознание, а я наблюдаю и жду, сможет ли встать, но не смею подойти ближе – боюсь напугать его еще сильнее. Спустя некоторое время он пошевелился, и я решила, что мне лучше уйти, пока он не заметил меня снова.

Надо сообщить ламе, что случилось с его учеником. Видно, он часто впадает в подобное состояние во время чода; быть может, учитель обратит на это внимание, тем более что сегодня ночью парень был совершенно не в себе. Рабджомс послал бы других трапа – принести его оттуда и избавить тем самым бедного послушника от нескольких часов страданий. Другого способа помочь ему я просто не представляла.

Я спустилась к тангу; по дороге время от времени до меня доносились звуки канглинга, иногда им отвечало завывание волка. Затем шум постепенно стих, и вскоре ничего не стало слышно совсем; с радостью погрузилась я в величественное, мирное молчание этих пустынных мест.

Слабый свет небольшой алтарной лампы крошечной звездочкой светил на горном склоне, указывая на жилище отшельника. Обойдя палатку его помощников – спят уже, наверное, – я быстро поднялась к пещере. Рабджомс Гьяцо сидел скрестив ноги и медитировал. Не двигаясь он только поднял глаза, когда я открыла занавеску и обратилась к нему: в нескольких словах рассказала о состоянии, в котором оставила его ученика. Он слабо улыбнулся:

– Вы, кажется, знаете чод, джетеунма[74]. И вы действительно…

– Да, я тоже практиковала его.