Магия и тайна Тибета

Во многих поселках ламаистский священник становится конкурентом местному колдуну, хотя, как правило, до открытой вражды не доходит, – обычно оба верят в методы друг друга. Хотя лама пользуется большим уважением, чем колдун школы бон, последователи древней религии, или нгаспа (колдуны), давно ассимилировались с официальным духовенством; тем не менее их считают более искусными в обращении с демонами, которые мешают людям или духам жить после смерти.

Непредвиденный случай помог мне открыть, как ламы с помощью особых молитв выводят дух умершего из тела и направляют на дорогу в мир иной. В тот день, возвращаясь из экскурсии в лес, я услышала резкий, короткий крик, – ни одно известное мне животное таких звуков не издавало. Через несколько минут крик повторился. Медленно, бесшумно я пошла в направлении, откуда он раздавался, и набрела на хижину, скрытую небольшим холмом. Распластавшись среди кустарника, стала незаметно наблюдать за тем, что там происходило. Два монаха сидели под деревом в глубокой медитации, уставив взоры вниз.

– Хик! – воскликнул один из них на необычно резкой ноте.

– Хик! – повторил через несколько минут другой.

Так они и кричали, делая длительные интервалы, во время которых оставались неподвижны и не произносили ни звука.

Им требуется большое усилие, чтобы произнести этот звук, доносившийся будто из самого чрева, заметила я. Понаблюдав некоторое время, я увидела: один из трапа схватился за горло, на лице его выразилось страдание, голова склонилась набок, изо рта потекла кровь. Товарищ его произнес несколько слов – я их не разобрала. Не отвечая, монах встал и пошел к хижине. И тут я заметила длинную соломинку, торчавшую у него на макушке. Что бы это значило?.. Пока трапа заходил в хижину, а другой сидел ко мне спиной, я тихонько ускользнула.

Как только встретила Давасандупа, стала задавать ему вопросы: что делали эти люди; почему издавали такой странный звук? Он объяснил мне, что это ритуальный крик молящихся лам: кричат над только что умершим человеком, чтобы освободить дух и принудить его выйти из тела через отверстие, открываемое этим магическим словом в верхней части головы.

Только лама, который получил от опытного учителя силу произносить «хик!» с правильной интонацией и требуемой силой, способен добиться успеха. После «хик!» он выкрикивает «пхат!»; но ему следует быть очень осторожным, чтобы не произносить «пхат!» во время учебы, как делали монахи, которых я слышала. Комбинация этих двух слов неизбежно ведет к разделению тела и духа, так что лама, произнесший их правильно над собой, немедленно умрет.

Но во время молитвы такой опасности нет: лама действует как бы по доверенности, вместо умершего, одалживая ему свой голос, поэтому магические слова воздействуют только на умершего, а не на ламу.

Как только ученик с помощью опытного учителя накопит психическую силу, способную выводить дух из телесной оболочки, он учится произносить «хик!» с правильной интонацией. Считается, что он приобрел необходимый навык, если соломинка у него на голове прямо и неподвижно стоит сколько нужно. Поскольку при произнесении «хик!» на голове открывается небольшое отверстие, соломинку помещают в него. Умирает человек – открывается более широкое отверстие; иногда в него даже помещается мизинец.

Давасандупа очень интересовали все вопросы, связанные со смертью и миром духов. В течение пяти или шести лет после того, как я с ним познакомилась, он переводил классический тибетский труд о странствованиях мертвых по потустороннему миру[8].

Несколько иностранцев, ученых-востоковедов и британских чиновников, нанимали Давасандупа в качестве переводчика и оценили его способности. Однако у меня были все основания полагать, что ни один из них не узнал особенностей его характера так хорошо, как это удалось мне.

Давасандуп – оккультист и даже в некоторой степени мистик; искал таинственных связей с дакини[9] и другими ужасными богами в надежде обрести сверхъестественные способности. Все, что связано с мистическим миром существ обычно невидимых, сильно привлекало его, но необходимость зарабатывать на жизнь не позволяла тратить много времени на любимые исследования. Родился в Калимпонге, предки его – горцы из Бутана или Сиккима, пришедшие когда-то из Тибета. Получил стипендию и учился в Высшей школе в Дарджилинге, специально организованной для молодых людей тибетского происхождения. Поступил на британскую правительственную службу в Индии и стал переводчиком в Баксе-Дуаре, на южной границе Бутана. Там встретился с одним ламой и выбрал его себе в духовные наставники.

Об этом учителе я немного знаю со слов самого Давасандупа, глубоко его уважавшего. Вероятно, он похож на многих лам, которых я встречала позже, – погружен в свои мысли, наполненные смесью знаний и суеверий, – но, помимо этого, хороший и милосердный человек. Среди своих коллег выделялся тем, что имел учителем настоящего святого, – смерть его заслуживает упоминания.