Магия имени

Случай иногда идет навстречу хорошему человеку. То, что произошло с паном Станиславом, подтверждает эту сомнительную истину. Раз в две недели он прибывал на торговый склад за товаром для своей аптеки. Туда же приезжала на «газике» с военными номерами русская дама-врач в звании капитана медслужбы, не доверявшая вороватому снабженцу и предпочитавшая наблюдать за госпитальными поставками лично. Как уже говорилось, Алла Михайловна была прекрасным хирургом, честным человеком и обладала жестким мужским характером, а это значит, что при случае могла тяпнуть стакан неразведенного спирта и послать, как выразился один ее коллега, «по-женски, но далеко». Ей сходило с рук многое из того, чего не простили бы мужчине. Так, однажды Алла Михайловна брякнула военкому, человеку суровому и властному, приехавшему в госпиталь с инспекцией, что лучших милосердных сестер и сиделок, чем две монашки из разогнанного местного монастыря кармелиток, у нее в отделении отродясь не было, а посему она требует трудоустроить еще четверых, а вечно пьяную Тасю Силкину и нечистую на руку Нину Нечипорук гнать к чертовой матери. Полковника Брыля, присутствовавшего тут же, даже в жар бросило – как будто неизвестно, что монашки связаны с «лесными братьями»! А если они потравят медперсонал и больных, к такой-то матери? «Глупости! – сказала, как отрезала, Алла Михайловна. – Головой отвечаю!» И ведь добилась, взяли монашек в госпиталь, а Нину Нечипорук уволили. Тася, правда, осталась. За нее заступился начальник госпиталя – что-то там их связывало.

В один прекрасный осенний день пан Станислав нерешительно приблизился к пани доктору, курившей папиросу в дворике медсклада и любовавшейся красными кленами, и поздоровался. Алла Михайловна кивнула в ответ, мельком взглянув на молодого человека. Видя, что он не уходит, она выжидательно посмотрела ему в глаза. Надо заметить, что пан Станислав был хорош собой. У него было приятное, открытое лицо, карие глаза и тонкие усики по тогдашней моде, он чисто и аккуратно одевался и манеры имел самые деликатные, что выгодно отличало его от окружавших Аллу Михайловну вояк – в сапогах, с оружием, от которых несло кирзой и спиртным. С первого взгляда становилось понятно, что пан Станислав – человек сугубо штатский и воплощает собой все то, о чем Алла Михайловна давно забыла, а может, и не знала вовсе: деликатность, мягкость, преклонение перед дамой и немедленное желание поцеловать ей ручку, словом, тот чуждый Востоку налет изысканности и галантности, которым славятся «пшеки». «Если вы увидите мужчину, в центре Парижа целующего руку женщине, можете не сомневаться ни на секунду – это поляк!» – хвастливо написал однажды журнал «Пшекруй» и был, скорее всего, прав.

Некоторое время молодые люди смотрели друг другу в глаза – серо-голубые жесткие в мягкие карие, чуть улыбающиеся. Судьба сделала стойку. Пан Станислав отвел взгляд первым и сказал:

– Я бы хотел попросить пани докторку… – Он замялся.

– Да? – подбодрила его Алла Михайловна, бросая окурок на землю и наступая на него каблуком.

– Моя мама, проше пани… она есть очень больная, не встает четыре года. Я хотел спросить, может, есть какая новая метода лечения спарализованных больных…

– Что с мамой? – заинтересовалась Алла Михайловна.

– Инсульт, проше пани. Мы живем тут недалеко, на Варшавской… – ответил пан Станислав и испугался – ему показалось, что слова его прозвучали как приглашение.

Алла Михайловна тоже расценила их как приглашение, но не удивилась: местные жители иногда приглашали ее посмотреть больного через квартирную хозяйку, пани Элену.

– Станислав Гальчевский! – склонил голову провизор, спохватившись.

Алла Михайловна отметила, что он очень аккуратно причесан. Она была старше пана Станислава лет на шесть-семь, как сама прикинула, и за свою жизнь нахлебалась всего – войны с ее грязью, потом и кровью, случайных связей, когда подлый организм требует, а с души воротит. Был у нее некий майор, бывший деревенский парень, который приезжал время от времени из соседнего городка, они шли к ней на квартиру, пили спирт и совокуплялись торопливо и грубо, «для здоровья», как называла это ее подруга, гинеколог Прасковья Никитовна Поддубная. Пан Станислав стоял перед Аллой Михайловной такой приятный и элегантный, в черном костюме и белоснежной сорочке с галстуком. И она догадывалась, что он знает о женщинах то, чего никогда не узнать бравому майору. Она как-то особенно явно ощутила свои крупные руки с шелушащейся от йодоформа кожей и коротко подстриженными ногтями, свою грубую военную одежду и туфли на низком каблуке и смутилась. Не то чтобы смутилась, конечно, а просто подумала, что она давно уже не девочка, в годах, карьеру сделала, пользуется уважением коллег и начальства, а вот женская судьба ее не задалась. Ни мужа, ни детей. Бобылка, холостячка, с мужскими привычками и мужским характером. Сама вроде мужика. Вон как боятся ее в отделении, да и начальник госпиталя предпочитает с ней не связываться.