– Так, кто из них проживает здесь постоянно? – Непонимание во взоре. – Да ладно, Сергей Васильевич, неужели никто не задался этим вопросом? Не зря же его сюда привезли.
Долгоруков выглядел слегка смущенным.
– В этом месте не всегда возможно определить, кто именно проживает…
– Ясно, – прервал я пространный ответ и повернулся в сторону автобуса. – Эй, Фикса, Угловы или Киршин здесь живут.
– Угли…
– Понял! Все что знаешь – вываливай.
А выходило печально. Оба брата, со слов Фиксы, не так давно "дембельнулись". Через трибунал. Чего-то они там натворили (образ "авторитетный военный" – отпадает, полицейский тоже), недавно допились до белочки, отчего какое-то время полежали в психушке (выпал из обоймы "врач"), родители померли, родственников нет (вызвать на переговоры тоже не получится). Оба (попробовать найти!) были влюблены в какую-то танцовщицу, но она дала им от ворот поворот, да еще и посмеялась, что "со столь никчемными засранцами" и процесс дефекации на одном поле не выполнит (отбой поисков – еще больше психанет выживший из братьев). Оба Угловых не раз хвастались по синьке, что добьются/покажут/заметят, и "вот тогда-то она…!".
Что ж, выбор сделан!
Осталось только отдать последние распоряжения Киру и Шпале.
– Здравствуйте, уважаемые! – Выкрикнул я из-за угла лестницы перед длинным общажным коридором второго этажа.
ТУ-ДУ-ДУМ!
– Вдоль коридора хлестнула короткая очередь.
– *****й отсюда, легавый! – Выкрикнул слегка сорванный голос с истерическими нотками.
Под конец он слегка сорвался на фальцет!
– Чего палишь, дубина! – Едва слышный голос и звук, какой может издать соприкосновение ладони с затылком.
– Я – не легавый! – Кричу в ответ.
– А кто ты? – Вновь тот самый "серьезный" голос.
– Газетчик я! – Ору во всю силу легких, имитируя волнение. – "Вечерний Петербург".
– Мы не зв…
– Что тебе надо?!! – перебивает "серьезного" "истеричный".
– Статья. Заметка. Я славы хочу, а тут такой шанс!!!. Да если бы не приехавший цесаревич, так и обложка могла быть, а так только четвертая страницы! Зато фотография больше будет!
Вот так вот, никаких терминов типа "полоса", зато намекнул на возможность прославиться.
– **** оно нам, газетчик? – Орут в ответ оба голоса.
В разных вариациях, но одно и тоже.
– Вы можете рассказать всем, почему пошли на этот дерзкий и отчаянный шаг! Похитить человека, устроить стрельбу в центре столицы, несколько часов отбиваться от превосходящих (разве что в дебилизме, но тут умолчим!) полиции. Да на улице сейчас канцелярист полковника отчитывал как котенка нашкодившего! И все вы, вы! Это будет потрясающая история! Девушки до такого страсть как охочи!
– Нам не… – Начал "серьезный".
– А я хочу! – Уперся вдруг "истеричный". – Ты ***** вообще раскомандовался?! Тебя, ***дь, кто старшим назначил, да если бы не мы с братом…
Голос оборвался. Послышалось несколько шумных вздохов.
– Нехааааай! – Протянул голос с такой интонацией, что я почти наяву увидел обреченный взмах рукой.
Чем бы дитя не тешилось, лишь бы из "Томми" палить не начало. А то, что человек явно нестабилен видно не только мне, но и "серьезному". Вывод о том, пистолет-пулемет в руках у "истеричного" я сделал на предположении, что братья могли взять однотипное оружие. В отличие от своего компаньона. Да и нервная стрельба "на голос" о чем-то да говорит, а?
– Так я это… Разрешите подняться?!
– Давай, – вновь подключился "серьезный". – Ты только по пояс разденься, а то вдруг чего!
Изображаю заминку:
– Ээээ… А это обязательно?
Со стороны коридора разнесся истеричный смех!
– Да, б***ь, обязательно! Хочешь *****ную статью?! Она будет!!! Поднимайся!!
Я уже давно сложил свои вещи на верхней ступеньке, оставшись лишь в брюках. Ну и ботинки вроде снять не потребовали!
Делаю шаг вперед, прикрываясь словно застенчивая девица, застуканная в неглиже. Заодно и демонстрирую блокнот и карандаш. И так, готов в любой момент "вильнуть" обратно под защиту бетонной стены. Еще шаг…
Двое. Оружие держат небрежно. Но ни один ствол не направлен на меня. Я слегка расслабился. Исключительно внутренне. Если что, успею отскочить – мне до укрытия – один рывок!
– Обернись!
Неловко развожу руки в сторону, демонстрируя "инструменты журналиста", и делаю полный оборот, стараясь выпустить из поле зрения злодеев на как можно меньший промежуток времени.
– Иди сюда!
– Нельзя! – Уже "в панике" кричу я.
– Не понял! – Взревел "истеричный", действительно оказавшийся владельцем "Томми" и одним из Угловых.
Фикса его подробно описал. Довольно спортивный когда-то, но уже "заплывающий" от беспробудного пьянства и ночных кутежей, мужчина лет тридцати пяти. Рядом дядька в уже поношенной тройке и такой же кепке, что осталась вместе с рубахой и курткой. Только без "Отвода глаз, понятно!". В зубах зубочистка. Лиц точнее не разглядеть – свет неудобный, да и дистанция метров в семь.
Док был здесь. Побитый, измученный, с запекшейся в корку крови на лице и теле, но все-таки живой. Правда привязанный к табурету, что троном встал в самом центре коридора. Да и трясущийся ствол пистолета-пулемета был преимущественно направлен на заложника.