– Я знаю, что тебе не нравится моя дружба с Драко, но наша ссора – не повод так сиять! – вспыхнул Гарри. К его удивлению, он не увидел на лице Ремуса ни стыда, ни упрямства – лишь изумление. – И не говори, что ты не заметил, – продолжил Гарри. – Я же видел, как ты проверяешь, кто с кем сидит.
– Конечно, проверяю. Я всегда так делаю, – медленно кивнул Ремус. – И я видел, что сидишь не с Драко, а Гермиона – не с Роном, – он поднял руки. – Но улыбался я совсем не поэтому.
Гарри скрестил руки на груди, опустил голову и насупился.
– Ты сидел такой грустный, Гарри. Я и подумал, что сегодняшний урок может поднять тебе настроение, только и всего.
– Ой, – Гарри почувствовал, что краснеет, слегка выпрямился и одарил Ремуса извиняющейся улыбкой. – Прости, пожалуйста. Урок и впрямь был замечательный.
– Ну и отлично. Хорошо, когда правильно просчитываешь ситуацию, – Ремус внимательно осмотрел Гарри. – А почему ты поссорился с мистером Малфоем?
– Ну, слово за слово, – пожал плечами Гарри. – Рон мне нахамил, а Гермиона промолчала. Вот Драко и считает, что я не должен приглашать ее на бал.
Ремус прикрыл лицо рукой, но так и не смог скрыть свое веселье:
– Боже мой! Подобные мероприятия всегда вызывают кучу эмоций у юнцов. С возрастом это пройдет.
– Проблема Рона вовсе не в этом, – заметила Гермиона.
На лице Ремуса появилось любопытство. Гарри вытащил палочку.
– Гарри?
– Дверь запечатана?
Ремус небрежно отмахнулся и покачал головой: – Подробности мне не нужны. Рон узнал кое-что, что не должен был узнавать?
– И плохо это воспринял.
– Да еще и нападение! – встряла Джинни. – До людей Рону и
– Пойми, Джинни…
– Она права, – перебила Ремуса Гермиона. – Рон может назвать любую перенесенную игру, любую перестановку в команде, но даже не
Взгляд Ремуса на секунду остановился на лице Гарри. Гарри пожал плечами. Подобные взгляды Рона почему-то не задевали его, хоть он и не мог объяснить причину. Внимание Ремуса вновь вернулось к Гермионе и Джинни.
– Думаю, что вы недооцениваете чувства вашего друга.
– Вы не понимаете, – начала Джинни.
– Джинни! Выслушай меня, пожалуйста, – мягко попросил Ремус. – Мне кажется, что в данном случае я как раз могу понять чувства Рона. Сириусу тоже было свойственно подобное. Просто Рону легче сочувствовать конкретным людям, а не абстракциям…
– А девять погибших не были
– И девять хогсмидских жертв и причины, по которым их убили, не имеют прямой связи с жизнью Рона, – Ремус взял со стола свиток пергамента и принялся вертеть в руках. – Думать об их гибели означает рассуждать о социальных связях, чистоте крови и о том, что хуже – смерть или поцелуй дементора. Думаю, что немало времени пройдет, прежде чем Рон сможет обдумать столь сложный и далекий от его повседневной жизни предмет. Ему куда проще говорить о Тренте Дюране. Дюран – один человек, причем человек, которого Рон почти что знает. Дюран не имеет никакого отношения к конфликту, жертвой которого оказался. И, наконец, Дюран играет в квиддич, а о квиддиче Рон знает все и может выразить свои эмоции. Это не свидетельство эмоциональной бедности Рона – просто так ему легче.
Гермиона неожиданно расплакалась. Джинни, прожигающая взглядом дырку в полу, даже не шевельнулась, чтобы хоть как-то успокоить подругу. Гарри ласково погладил Гермиону по спине, и она приникла к нему, все еще всхлипывая.
– А как насчет
– Связывать Гермиону, – Ремус обрисовал в воздухе силуэт, изображающий Гермиону, – с «магглорожденными», – другой силуэт, – это абстракция. Рон знает, что данная связь существует – он далеко не глуп. И я уверен, что он понимает, что грозит Гермионе. Просто он не может перевести эти чувства в конкретику.
А ведь так и есть, подумал Гарри. В этом весь Рон. Когда предмет обсуждения был слишком сложен, рыжик говорил лишь о тех частях, которые понимал. Правда, о них он говорил слишком много.
– Ты – это ты, – кивнул Ремус Гермионе. – Тебя не убили.
– Вот поэтому все так далеко и зашло! – сердито сказала Гермиона, раздраженно утирая слезы. – Потому что люди не хотят видеть связь.