Магия крови (Blood Magic)

– Она… ей было тринадцать, когда ее укусили. Родные выгнали ее – сказали, что ей место среди таких же, как она, – Ремус вздрогнул и вновь прикрыл глаза. – У нас есть специальная сеть, помогающая узнавать о тех, кто недавно стал оборотнем, и я ее подобрал. Мне уже доводилось делать такое для других, но это были взрослые люди – они проводили со мной одно-два полнолуния, потом уходили. А Селена жила со мной до семнадцати лет. Мы до сих пор стараемся вместе встретить Рождество, – его глаза вновь вспыхнули волчьим блеском. – Она – моя приемная дочь, иначе не объяснить. Она – член моей стаи. И приходит она лишь потому, что пытается защитить меня от гнева Рэндольфа. Пусть она неправа, я все равно буду ее защищать.

Гарри ясно видел боль в глазах Ремуса, но это не утихомирило его, наоборот – гнев обратился в ярость, без труда различимую в его голосе:

– Но ты мог бы сообщить о ней!

– Да, Гарри, – Ремус устало прикрыл лицо руками. – Мог бы. А ты бы так поступил?

– Да!

– Ну так действуй, – оборотень резко вскинул голову. – Донеси на меня.

– Но ты… ты же не…

– Я же связан с преступницей, Гарри. Иди. Донеси на меня, – янтарные глаза Ремуса горели диким блеском. – Сообщи в Отдел контроля над магическими созданиями. Они могут сделать со мной все, что захотят, – у меня нет прав. И я, конечно, во всем признаюсь – под пыткой или Веритасерумом. Они схватят ее, ты еще несколько недель будешь в относительной безопасности, да и у Рэндольфа будут трудности – пока еще найдешь нового связного.

Ответа Гарри не нашел.

– Ну? – насмешливо протянул Ремус. – Разве ты не хочешь доказать свое моральное превосходство? Пусть пострадают твои чувства – зато справедливость восторжествует. Я, по крайней мере, надеюсь , что твои чувства пострадают, – мне приятно думать, что я что-то значу для кого-то .

– Ремус…

– Уходи.

Гарри вышел наружу. Все, он больше так не может! Пора как-то налаживать отношения с Ремусом, пусть даже это осложнит отношения с отцом. Как все же запутано! То, что он встречается с Гермионой, неприятно отцу; отношения с Северусом и Драко грозят его дружбе с Роном и Гермионой… Забраться бы сейчас в постель и ни с кем не разговаривать…

Он отправился ужинать.

– Что случилось, Гарри?

Гарри оторвался от своей тарелки, которая сейчас больше напоминала картину художника-абстракциониста.

– Просто устал, – пробормотал он, подогнав вилкой две горошины к получившемуся «произведению искусства». Больше всего ему бы сейчас хотелось, чтобы Сириус был жив. «Правда, – мрачно подумал он, – это бы только все усложнило. Они с Северусом постоянно бы цапались, и мне пришлось бы и их разнимать». Эта мысль радости не прибавила.

– Сны? – настойчиво спросила Гермиона.

– Нет. Правда нет – просто бессонница. И сегодня мне вряд ли удастся выспаться, – он подумал о том, как бы вели себя Ремус с Джеймсом. Хотя ему не очень понравилось, как Джеймс обращался с Северусом в последнем виденном воспоминании, он понял, что снова думает о Джеймсе с любовью. Может, оттого, что видел, как тот тетешкал и прижимал к себе малыша, а может оттого, что чувствовал – в заносчивости Джеймса не было злого умысла, просто он был таким, каким был. Мальчик вдруг припомнил, как Ремус и Сириус улыбались, вспоминая о снитче. Может, и он со временем улыбнется, припомнив, как Гермиона рассказала Макгонагалл о «Молнии» или как Рон ругался с ним из-за денег: «Да, она поступала так, а он – эдак, и я их любил». Гарри отбросил вилку, и она со звоном упала на тарелку: «Да что же это! Я представляю себе, что они умерли?!»

– Гарри? Что с тобой?

– Все нормально, – машинально ответил Гарри и сразу же пожалел об этом. Может, Гермиона и отстала бы, услышав хотя бы банальную отговорку, но такой ответ лишь укрепил ее подозрения.

– Знаю я это твое «нормально», – ехидно заметила она. – Пошли, пройдемся.

Октябрьский вечер был прохладным. Они вошли в огороженный стеной розарий; на клумбах еще держались последние розы, чуть тронутые морозом. От холода они даже не пахли. Гермиона провела Гарри в беседку, увитую все еще зелеными листьями дикого винограда.

Он притянул девушку ближе, целуя, растворяясь в мягкости ее губ. И ему неожиданно пришло в голову – интересно, а тело ее под выстуженной мантией такое же теплое, как и дыхание? Проверить он не посмел. Может быть, будь это не Гермиона, а кто-нибудь другой, попроще…

Гермиона отодвинулась, и Гарри вдруг понял, что, отвлекшись, перестал ее целовать.

– Что с тобой? – спросила она.

– Ты когда-нибудь думала о… – он запнулся, сглотнул и попытался снова. – У тебя когда-нибудь были проблемы, у которых нет решения? Вроде бы и есть способы их решить, которые могут даже обрадовать кого-то , но на самом деле они плохие, и глупые, и ничего не могут исправить?

Гермиона немедленно встревожилась. Гарри решил, что это несправедливо: он ведь, в конце концов, ничего еще не сказал. Не было бы ее – и, может быть, ему было бы легче ладить с Северусом, а может быть и с Драко… но, с другой стороны, может, и нет, и он уж точно не был бы счастливее…