Читаем Магия любви и чёрная магия полностью

Почему бы, спрашивал он себя, ему самому не заняться продажей награбленного? Для этого требовалось лишь взять на подмогу несколько человек и, переодевшись мирными купцами, отправиться в Лхасу. Множество торговцев из различных районов привозили туда товар, и разбойники, затерявшись в толпе, смогли бы незаметно совершить свою сделку. Средства, которые они получили бы от сбыта товаров в Лхасе, оказались бы более значительными, чем в другом месте. Таким образом, соображения осторожности сочетались с выгодой, и Гараб надеялся, что его товарищи одобрят этот план. Если бы он взял с собой в Лхасу Дэчему, то ему нетрудно было бы убедить их, что присутствие среди них женщины поможет им сойти за безобидных почтенных торговцев. И, в подтверждение добрых намерений их каравана, почему бы не объявить, что его набожная супруга решила приурочить паломничество в святой город к деловой поездке мужа?

Мысль о возможном паломничестве завладела разумом разбойника. Что мешает ему осуществить этот замысел?

Однако суеверный страх закрался в душу Гараба. Он был слишком счастлив. На протяжении предыдущих месяцев все его набеги приносили обильный урожай, но ценность захваченной накануне добычи намного превосходила стоимость предыдущих трофеев. Кроме того, он получил Дэчему. Столь длительная полоса удач могла таить в себе опасность. Следовало добровольно отказаться от части того, что ему принадлежало, пока судьба не заставила его принести жертву[13]. В противном случае с ним или его имуществом могла случиться какая-нибудь беда. Ремесло Гараба было сопряжено с немалым риском: во время очередной стычки шальная пуля грозила сразить его наповал. Либо ему было суждено потерять Дэчему.

Путешествие, ночи любви, заклятие злого рока, зависть богов и злорадство демонов, необходимость искупления грехов, накопившихся за десять лет разбойничьей жизни, — все эти мысли вихрем клубились в голове атамана, медленно направлявшегося к месту сбора.

Подобно всем своим соплеменникам, Гараб не допускал и тени сомнения в бесчисленных легендах и суевериях, живущих в сознании большинства жителей Тибета. Обычно эти поверья ничуть не занимали его, но теперь они всецело завладели его воображением.

— Братья, — начал он, усевшись на траву в кругу разбойников, — неужели вы не поняли, что вчера мы совершили очень тяжкий грех? Конечно, мы ведем неправильную жизнь, но до сих пор мы грабили только купцов, стремящихся к наживе. У нас были те же цели, что и у них, и мы тоже имели право исполнять свои желания. Мы не присваивали чужого добра тайком, как трусы, мы сражались, и среди нас были раненые, а в прошлом году был убит бедный Тобдэн. Мы не скупимся, никогда не отказываем неимущим в милостыне и щедро одариваем тех служителей культа, которые читают Священные Книги и совершают религиозные обряды в наших стойбищах. Одним словом, наши души не совсем чисты, но в то же время и не совершенно черны. Однако вчера мы напали на благочестивых паломников. Все, что они везли, было предназначено Далай-ламе. Что касается самих странников, мы их даже пальцем не тронули. Они намеревались преподнести свои дары, что равнозначно факту их реального подношения; воздаяние за их заслуги в этой жизни и в следующих воплощениях как в одном, так и в другом случае будет одинаковое, а следовательно, наша вина перед ними незначительна. Сократив паломникам путь, мы тем самым избавили их от дорожных лишений и усталости, что благотворно скажется на их здоровье. Не будем же терзаться угрызениями совести по этому поводу. Главное сейчас — правильно распорядиться захваченной добычей, этими святыми дарами. Стоит ли их продать и присвоить деньги? Это было бы кощунством, и столь тяжкий грех пугает меня: его последствия в этой и других жизнях могут оказаться ужасными. А еще я считаю, что нам подозрительно долго сопутствует удача…

Думая прежде всего о своих целях, Гараб не часто вспоминал о раненых и товарище, погибшем в одном из походов; его собратья, поглощенные мыслями о собственной выгоде, также забыли о них.

— Постоянная удача меня страшит, — продолжал предводитель. — Вам известно, что это может навлечь на нас беду. Следует ли нам искушать судьбу, в очередной раз погнавшись за крупными барышами? Что вы об этом думаете? Я сомневаюсь, что это было бы разумно. По-моему, нам следует принести жертву, отказавшись от части добычи ради того, чтобы обезопасить себя и сохранить остальные трофеи. Кроме того, нам выпала редкая возможность замолить прошлые грехи и искупить те, что мы совершим в будущем, стоит лишь преподнести роскошные дары Далай-ламе. Удастся ли нам еще когда-нибудь заполучить столько подходящих вещей, чтобы воздать ему дань уважения? Почему бы нам не воспользоваться частью даров, как раз предназначенных для этой цели, и не испросить благословения Драгоценного Покровителя, которое убережет нас от превратностей нашего опасного ремесла? Я все сказал. Пусть каждый обдумает мои слова и без принуждения выскажет собственное мнение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

50 знаменитых прорицателей и ясновидящих
50 знаменитых прорицателей и ясновидящих

Нострадамус, Мессинг, Ванга – эти имена известны миллионам людей, ибо их обладатели владели даром, который всегда вызывал восхищение и страх окружающих. Они были ясновидящими и прорицателями: читали мысли, находили потерянное и даже могли предсказывать будущее. Их дар – загадочный и необъяснимый, – как правило, не приносил им счастья, но многие из них старались использовать его во благо.Такие люди жили во все времена и во всех уголках земли: Эпименид в Древней Греции, сивиллы в Древнем Риме, Сергий Радонежский на Руси, Неро Реньо в средневековой Франции, Джон Ди в Англии времен Елизаветы I, Ленорман в наполеоновской Франции. XX век был не менее богат ясновидящими: Оссовецкий и Лева Федотов, Евангелина Адамс и Владимир Сафонов. Есть такие люди и среди живущих ныне.О таких необыкновенных людях – ясновидящих и прорицателях – и рассказывает эта книга.

Валентина Марковна Скляренко , Мария Александровна Панкова , Татьяна Васильевна Иовлева , Яна Александровна Батий

Биографии и Мемуары / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Документальное