Магия отступника

Он отступил назад и тяжело опустился на колени, раскладывая сокровища на одеяле еще более соблазнительным образом. Казалось неслыханным, что великий вообще обратил внимание на часовых. Они на миг замерли в ошеломлении, а затем, охваченные алчностью, принялись отталкивать друг друга. Они пытались получше рассмотреть сокровища, но не забывали и коситься друг на друга, чтобы проверить, не нашел ли товарищ самый лакомый кусочек. Они все еще тянулись вперед, насколько им позволяла преграда, когда прибыл гонец. Он из любопытства подошел ближе, чтобы посмотреть, на что они уставились с таким вожделением. Часовые едва глянули в его сторону.

— Отправляйся к Кинроуву и сообщи, что мальчик-солдат Невар хочет, чтобы его впустили с ним поговорить. И еще скажи Галее, что у Оликеи, кормилицы Невара, есть для нее подарок.

— Драгоценнейшее сокровище ее сердца, — поправила его Оликея, приподняв сверток с амулетом.

— Иди и быстрее возвращайся с ответом — и тогда ты сможешь выбрать себе награду из того, что лежит здесь, — объявил мальчик-солдат.

Думаю, действие этого предложения оказалось прямо противоположным желаемому, поскольку посланец тут же рванулся вперед, соперничая с часовыми за лучший обзор.

— Но мы выбираем первыми, раньше тебя! — ревниво заметил один из часовых.

— Но кто из нас? — с неожиданной тревогой спросил другой.

— Это решу я, — вмешался мальчик-солдат, — как только меня разрешат пропустить за преграду.

— Иди же! — сердито бросил один из часовых посланцу. — Разрешения не придет, пока ты тут торчишь.

Гонец раздраженно фыркнул, но повернулся и поспешил прочь. Часовые еще миг разглядывали друг друга, а потом вновь алчно воззрились на сокровища. Кто-то подергал мальчика-солдата за край плаща. Он обернулся и увидел, что к нему подошла одна из ожидавших поблизости просительниц.

— Когда они тебя впустят, не спросишь ли ты, могу ли и я войти вместе с тобой? — дерзко спросила она.

Смелость обращения странно противоречила ее темным кругам вокруг глаз и крайней худобе. Это была женщина средних лет, с нечесаными волосами и копотью на лице, сливающейся с ее пятнами.

— А кого ты хочешь освободить? — ушел от прямого ответа мальчик-солдат.

— Моего сына. Дэйси уже освободила его однажды, и я была так счастлива, когда он вернулся домой. Он спал и ел, но на третий день забеспокоился. Он говорил, что все еще слышит барабаны. Он не мог лежать спокойно по ночам, дергался и выгибался во сне. Иногда он вдруг осекался посреди разговора и начинал смотреть в пустоту. Он разучился охотиться. Бросал незаконченным все, за что бы ни брался. А однажды утром ушел из моей хижины. Я знаю, что он вернулся к танцорам. Это нечестно. Дэйси освободила его. Он должен был остаться дома и не сдаваться так быстро.

Слезы скатывались по морщинам, избороздившим ее щеки, словно постоянный плач разъел плоть.

— Я не уверен, сумеем ли мы с моей кормилицей сами пройти мимо стражей Кинроува, — тихо проговорил мальчик-солдат, отводя взгляд. — Очень важно, чтобы я с ним поговорил. Я не могу провести тебя. Но обещаю: если я добьюсь своего, твой сын больше не будет танцевать. Большего я сделать не могу.

Он говорил все мягче и мягче. Женщина молча отвернулась от него. Не думаю, что она была разочарована: скорее всего, она знала ответ еще до того, как спросила. Но у Оликеи возникли свои вопросы.

— Если ты добьешься своего, ее сын больше не будет танцевать? Что ты этим хочешь сказать? Я думала, мы пришли сюда, чтобы вернуть Ликари.

— Это входит в мои намерения. Но я собираюсь добиться большего.

— И чего же именно? — холодно уточнила она.

Я почти мог прочесть ее мысли. О том, что он уже однажды не спас ее сына своим набегом на Геттис. Она хотела от него не грандиозных планов, а сосредоточенности на возвращении Ликари.

Мальчик-солдат набрал было в грудь воздуха, но, не успев ответить, отвлекся на хлопанье тяжелых крыльев. Полет стервятника совершенно не похож на совиный. Он не столько приземлился на ветку, сколько прервал ею свое падение. Она тяжело закачалась под его весом, и он глубоко вонзил в кору когти, распахнув крылья, чтобы поймать равновесие. Утвердившись на насесте, стервятник еще некоторое время суетливо приглаживал перья. И только покончив с этим, вытянул длинную уродливую шею и склонил голову набок, чтобы один его глаз уставился прямо на меня. Птица разинула клюв, и мне показалось, что она беззвучно смеется.

— Поблизости что-то сдохло? — удивилась вслух Оликея. — Зачем сюда прилетел падальщик?

Орандула расхохотался вслух, хриплым карканьем заглушая непрестанный бой барабанов. Мальчик-солдат, не желая на него смотреть, перевел взгляд на часовых, изучающих его сокровища.

— Кто выбирает первым? — спросил у него один из часовых.

— Не спрашивай у него! Он не умеет выбирать вовсе! — закричал сверху стервятник.

Для меня его слова прозвучали совершенно отчетливо, и мальчик-солдат тоже нахмурился, но Оликея, похоже, даже не заметила, что птица что-то сказала.

— Кто выбирает первым? — снова спросил часовой.

Думаю, мальчика-солдата разозлила его настойчивость.