Магия предпринимательства. Русские традиции делоуправления

Простейший инструмент для изучения взаимодействия — это двуручная пила. Двое держатся за рукоятки и пилят бревно. Задача — напилить как можно больше чурбаков. При этом подспудно стоит задача сделать это наилегчайшим способом, потому что «как можно больше» предполагает некий запас силы: пилить, пока силы не кончатся. Значит, пилить надо как можно легче и производительнее — это становится главной задачей взаимодействия. Количество же перестает иметь значение, потому что оно определяется запасом сил.

Следовательно, суть взаимодействия при пилке дров — тратить как можно меньше сил самому и одновременно делать все, чтобы напарник тоже потратил как можно меньше сил. А для этого надо понять простейшую и, в силу этого, недоступнейшую вещь: когда вы пилите двуручной пилой, вы — одно из двух человек, и сила, отведенная вам на двоих, одна совместная.

Получается, что вопрос о взаимодействии при пилке, как и любом другом взаимодействии, — это вопрос о самом рачительном использовании совместной силы.

Как только это становится ясно, появляется и возможность думать о том, как беречь вашу совместную силу, как ее правильно перераспределять, какой рукой какого тела делать те или иные движения. Понять это глубже может только человек, изрядно потаскавший пилу. Поэтому пилку дров двуручной пилой надо сделать базовым упражнением для всех изучающих взаимодействие и ставить по нему зачет.

Это упражнение особенно хорошо тем, что дает возможность телесно почувствовать уют от взаимодействия и боль при его отсутствии.

Следующее, более сложное упражнение — это ловля рыбы бреднем. Мне пришлось пройти обе школы, и все старшие инструктора Училища и преподаватели Школы при «Авалоне» проходили бредень как тренинг взаимодействия.

Бредень — это невод, своего рода сеть с большим карманом посередине. Ее не ставят, как обычные сети, а волокут за концы, так что рыба сбивается в карман, который называется мотня. Находящиеся по бокам от мотни полотна сети называются крыльями. Крылья привязываются к шестам, которые называются коновцы. Тянущие за коновцы зовутся коновчанами. Поскольку бродят с бреднем обычно вдоль берега, то ближний к берегу коновчанин зовется береговой, а дальний от берега — забродящий. Во всяком случае так это все называлось на Верхневолжье.

Задача — поймать рыбу. Для этого бредень, который бывает от десяти до пятидесяти метров, растягивают от берега в глубь реки или озера, выворачивают мотню так, чтобы она тянулась вслед за бреднем, и тянут бредень вдоль берега, пока не посчитают, что пора вываживать. Обычно это расстояние в сотню-другую метров. Оно называется тоня.

Вытаскивать бредень с рыбой на берег значит тониться, то есть делать тоню. Получается, что тоня — это как бы улов, который сначала плавает в воде, и его надо собрать, пройдя определенное расстояние, затем он оказывается в мотне, и его надо вытащить на берег, а потом он оказывается в мешке или корзине. И тогда говорят: хорошая или плохая тоня.

В каком-то смысле понятие тоня пересекается по значению с понятием спорость. Это своего рода урожайность определенного участка реки, как спорость — урожайность определенного участка поля.

Итак, задача, как кажется, проста: двое должны взять бредень за коновцы, растянуть в глубь реки (обычно мы ловили на Волге под Юрьевцем), тянуть бредень вдоль реки метров на сто-сто пятьдесят, а затем затониться на удобном местечке, чтобы выбрать из бредня улов.

Рассказать все, что происходило при этом с инструкторами, невозможно. Отсутствие взаимодействия каждый раз было просто патологическим. Причем настолько, что над нашей артелью стоял сплошной мат, как он обычно и стоит над любой рыболовецкой артелью.

Отличие было только в том, что там матерятся все, а у нас матерился только я один, как преподаватель науки взаимодействия.

Любой слушатель Училища народной культуры, прошедший курс народной психологии, знает, что матерная брань никогда не вылетает зря. Она всегда предельно точна и появляется тогда, когда у кого-то отсутствуют инструменты разума, должные лежать в самом его основании. Основание разума, состоящее из простейших образов-истот, — это тот самый первичный образ мира, который называется материк. Поэтому появление мата, матерной брани (можно назвать материковой бранью) всегда свидетельствует о том, что у кого-то материк ущербен и его восполняют. Иначе говоря, в разуме человека, которого бранят, отсутствуют образы простейших взаимодействий с миром или людьми. Как говорили старики, они выморожены, превратились в мразь. И их надо восстановить, для чего требуется растопить эту замерзшую грязь огнем ярости.

Сплошная матерная брань говорит о том, что действие, которое требуется сделать, которое задумано и принято всеми сообща к исполнению, просто недоступно, потому что у людей отсутствует хоть какая-то возможность его выполнять. Выполнить действие, не имея его образа, — не в человеческих силах.

И тем не менее, страна, вся покрытая толстенным облаком матерной брани, как-то живет, и дела как-то делаются...