Магия сдвигается (ЛП)

Что-то сдвинулось глубоко внутри меня, слишком долго напряженная неопознанная мышца, которая расслабилась в потоке новой боли, а затем я почувствовала это, крошечный намек на течение, подталкивающее меня вверх. Оно было слабое, ох, такое слабое, но оно было там. Я погрузилась в него, и на краткий миг мой одурманенный мозг понял, что это такое: город, который я притязала, отказавшийся от того небольшого остатка магии, который он сохранил на время технологий. Земля, которую я затребовала, пыталась поддержать во мне жизнь.

Этого было недостаточно, чтобы поднять меня. Магии было едва заметно, но она дошла до меня. Я почувствовала дыхание города. Оно было наполнено жизнью. Крошечные существа, копошащиеся в грязи; растения в почве; плющ и кудзу, карабкающиеся по руинам; пугливые существа, прячущиеся в норах; хищники, крадущиеся в темноте; люди в своих домах — все они пожертвовали крошечной частицей магии, хранящейся в их телах. Это причинило им боль, магия была драгоценна, но все же они дали мне ее, потому что я попросила.

Я перестала тонуть.

***

— … ВОЗВРАЩАЙСЯ И скажи ему, что если он думает, что может диктовать мне, кого я могу лечить, а кого нет, я ухожу, — сказал Дулиттл. — И я не вернусь, пока ад не замерзнет.

Я открыла глаза. Палата все еще была слабо освещена. Голова все еще болела, но я была на плаву.

Рядом с Дулиттлом стояла женщина, ее лицо было скрыто. Кэрран прислонился к другой кровати, как темная тень. Его руки были скрещены на груди. Его глаза светились бледно-золотым. От него исходила угроза, и воздух в комнате был густым и напряженным.

— Царь Зверей говорит не это. Закон гласит, что альфа в отставке не может находиться в Крепости во время переходного периода. Вот почему я принесла эту бумагу. — Женщина протянула бумагу Дулиттлу. — Это поправка к кодексу законов Стаи, которая дает вам право лечить пациентов, не являющихся членами Стаи, в учреждениях Стаи, если вы решите, что их состояние требует неотложной помощи.

— Это больница. Мне не нужно ничье разрешение, чтобы лечить пациента. — Дулиттл взял бумагу и прочитал ее.

Женщина посмотрела на Кэррана.

— Кэрран.

Лицо Кэррана было мрачным.

— Триша. Как ему удалось протащить это? Совет такого не потерпел бы.

— Они не знают, что это для тебя, — сказала Триша. — Они начали заседание как раз перед тем, как ты пришел сюда, и Джим упомянул об этом в соответствии с законом о сотрудничестве, обосновывая это тем, что, если в пределах Стаи есть раненый оборотень, не всегда может быть достаточно времени, чтобы соблюсти все приличия. Он связал это с дополнением к пограничной политике, и они пропустили поправку, не взглянув на нее внимательно.

— Умно, — сказал Кэрран.

— Всё Джим, — сказала Триша, как будто это все объясняло. — Никто, кроме личной охраны, не знает, что вы здесь. В конце концов, это выйдет наружу, но Совет покинул Крепость, поэтому мы купили вам еще несколько часов. Как она?

Я закрыла глаза. Мне не хотелось быть в центре внимания прямо сейчас.

— Отдыхает, — сказал Кэрран.

— Насрин! — Я услышала, как Дулиттл вкатился в коридор. — Мне нужно твое мнение по поводу этой статьи…

— Что ты будешь делать, если она останется парализованной? — тихо спросила Триша.

— Я буду заботиться о ней, — сказал Кэрран.

Он будет. Я знала, что он будет. Я открыла глаза.

— У моей тети паралич нижних конечностей, — пробормотала она. — Это чрезвычайно сложно. Мы могли бы оставить ее здесь для тебя… — Она осеклась. — Прости.

Прям вовремя. Может, она еще возьмет один из моих ножей и пырнет его, раз пошла такая пьянка.

Дулиттл с бумагой в руке прикатил обратно.

— Мы подписали это.

Кэрран взял бумагу из его рук и отдал Трише.

— Джиму нужно было что-нибудь еще? — холодно спросил Кэрран.

— Нет. — Триша поняла, что ее отсылают. — Удачи.

Она развернулась и вышла.

Кэрран долго смотрел на закрытую дверь.

— Все в порядке, — пробормотал Дулиттл успокаивающим голосом. — Пойдем. Давай нальем тебе чаю…

Кэрран покачал головой.

— Побудь здесь, — сказал Дулиттл, катясь к двери. — Я сейчас вернусь с чаем.

Дверь за Дулиттлом закрылась. Мгновение ничего не происходило, а затем поза Кэррана изменилась. Напряжение сковало его позвоночник и плечи. Он выглядел как человек, загнанный в угол, в меньшинстве и раненый, смирившийся со своей судьбой, но твердо решивший стоять на своем. Его лицо было нейтральным, как маска, но его глаза говорили о многом. Они были полны боли и страха.

Ох, Кэрран.

Ситуация пыталась согнуть его, а он не привык сгибаться. Он не знал, как бороться с ней, но какая бы тревога ни бушевала в нем сейчас, она медленно побеждала. Если она утащит вниз, то раздавит. Вся его мощь, воля и взрывная сила ничего не значат, и он понимал это. Он выглядел как мужчина у смертного одра того, кого любил.

Этим тем была я. Я заставила его попасть в нее.