Читаем Магия слова полностью

— В период расцвета работорговли США ещё не существовали. А затеяли этот бизнес как раз ныне политкорректные англичане, французы, испанцы и голландцы. Так что «историческое чувство вины», возможно, распространяется и на них. Но колонизаторское прошлое — лишь один из факторов. Кроме того, есть факторы взаимоотношений с Восточной Европой, с коммунистической системой.

— Не вижу прямой связи.

— А связь такая. Здесь работает та же самая первобытная система табу и заклинаний во благо своего племени. Некогда были созданы понятия: свободный мир, западные ценности, демократия — в оппозиции к той части мира, где этого как бы не было. Как только возникает понятие — появляется многообразие его интерпретаций. То есть существует словарное значение понятия и масса коннотаций, как им пользоваться применительно к разным ситуациям. Но вдруг мир полностью поменялся. Вызовы времени оказались иными. А словарь остался тот же. И заклинания о свободном мире начали во многом работать против тех, кто их использовал: страшного монстра, с которым боролись, уже нет, но камлания против него сохранились — в неизменности, в укорененности стереотипов. И в этом суть всех противоречий современной европейской политики. В частности, в отношениях с Россией.

— В отношении России с Западом — стереотипов не меньше.

— В какой-то степени — да. Но, как мне кажется, с той стороны их все-таки больше. В России даже в советское время было больше информации о Западе, чем у них о нас, и устремленности туда. Проще говоря, мы читали больше их книг и видели больше их фильмов. Помнишь, как в нашей юности говорили: да, Запад загнивает, но каков запах! То есть, общее восприятие ситуации живет в словах, которые в средствах массовой информации фигурируют как клише. И если проанализировать прессу, то клише в отношении стран, народов, политических течений практически не меняются.

— Ты не считаешь, что в возобновившемся противостоянии России и Запада обе стороны с неподдельным удовольствием впали в прежние стереотипы, просто с нескрываемым кайфом? Взять грузино-югоосетинский конфликт, где Россия вопреки фактам сразу была объявлена агрессором, и только потом стали разбираться. Но акценты уже были расставлены: первое слово дороже второго. Стереотипы тем и хороши, что они привычны и удобны, как старая разношенная обувь.

— Очень трудно жить без врага. Значительно труднее, чем без друга. Без друга худо-бедно проживешь. А без врага — где точка отсчёта? Где баррикады? Как вообще существовать, когда ты можешь свободно, дыша полной грудью, идти в любую сторону, на запад и восток, и днем, и ночью, никого не боясь? И многие заклинательные действия базируются на вот этом психологическом основании: без врага труднее, чем без друга. А когда они находят подтверждение — реальные ли, притянутые за уши или воображаемые, — то это воспринимается на ура, с благодарностью: наконец-то мое заклинание сбылось! Кстати, было психологическое исследование, которое пришло к выводу: двое быстрее и ближе сходятся, когда ругают кого-то третьего.

Полный абзац!

Конец — это чьё-то начало

Рассказывает Вадим Борейко:

Однажды в казахстанской газете «Время», где я работаю, на первой полосе поставили аршинную шапку «Баста!» (в пер. с итал. basta! — кончай!) и снимок во всю страницу: речь шла о забастовке рабочих вагоноремонтного завода. Приходи ко мне озадаченный ответственный секретарь Куаныш Малдыбаев: «Слушай, но «баста!» в переводе с казахского, с ударением на последнем слове, означает «начинай!» «Никакого внутреннего противоречия не вижу, — отвечаю ему. — Кончай работу — начинай забастовку. Да и Высоцкого вспомни: «Ведь конец — это чьё-то начало».

Анекдот в тему

Лекция по филологии в институте. Профессор:

— Во многих языках двойное отрицание означает утверждение. Но нигде двойное утверждение не может означать отрицание. Скептический голос с задних рядов:

— Ну да, конечно…

<p>Глава 6. В постели со слоном</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки