Выходные прошли невероятно успешно. Больше всего Пратчетта удивило количество гостей конвента, которые никогда прежде не бывали на подобных мероприятиях. Когда он оглядывал участников, его интуитивное предположение, что их состав будет одинаковым с точки зрения количества мужчин и женщин, оказалось верным. Хотя Кевины также присутствовали на встрече, они не доминировали. На конвенте Плоского мира (названном ПМкон (DWCon), собрались самые разные люди[215]
, и это придало ему семейную атмосферу. Как позднее скажет Пратчетт, все гости считали, что они окажутся единственными. Однако они нашли друг друга. Любой мог стать поклонником Плоского мира, а иногда казалось, будто ими были все.Глава 15
Немного уважения
К середине девяностых стало очевидно, что планы Gollancz и Corgi окупились. И хотя еще оставались – и так будет всегда – очаги сопротивления, считавшие Пратчетта своеобразным автором, вездесущность его книг сделала его имя общеизвестным. Если вы не читали романов Терри Пратчетта, то наверняка знали того, кто читал. Впрочем, снобизм литературной элиты никогда не исчезнет полностью. Колин Смайт рассказал на своем веб-сайте историю о том, как он зашел в большой и чрезвычайно уважаемый книжный магазин Hatchards, расположенный в центральном Лондоне, чтобы купить роман Пратчетта 2000 года «Правда», который несколько недель занимал первое место в списке бестселлеров The Sunday Times, но здесь ему не нашлось места на столике для бестселлеров, как и в передней части магазина, где были представлены самые популярные книги. Смайту сказали, что, несмотря на очевидные цифры, в Hatchards не считают «Правду» настоящим бестселлером, к тому же отдел научной фантастики и фэнтези ревностно охраняет книги Пратчетта.
Это показывает, как воспринималась работа Пратчетта в разгар его славы – возможно, с середины девяностых и по наши дни, – Waterstones и W.H. Smith были бы счастливы украсить свои витрины последними романами Плоского мира, но снобы из литературной элиты никогда не признают его успеха, в то время как другая, чудаковатая часть читателей всегда будет считать его своим. Между тем обычные люди покупали его книги миллионами.
Наверное, он и был странным, но девяностые годы сделали Пратчетта знаменитостью. К такому положению вещей он приспособился по-своему – разумно и тщательно культивировал то, что называл «личным брендом». Пратчетт из 1985 года напоминал инструктора по вождению, но Пратчетт середины девяностых обычно одевался как Джонни Кэш. Ему нравилось все черное или изредка белое, зеленое и цвета хаки, а прославившись, Терри, почти не снимая, носил мягкую шляпу из черного фетра, золотое кольцо с черепом и позднее черную трость с серебряным набалдашником в форме Смерти. Очки стали меньше и аккуратнее. В его выборе внешнего вида не было ничего напускного или слишком модного[216]
. Пратчетт никогда не отличался изяществом в одежде; бесформенные толстые свитера в семидесятых и очки с плоскими тонированными линзами, модные в восьмидесятых, – у него отсутствовало или неизменно было ужасным чувство стиля. Когда он работал в Центральном управлении энергетики, его представление о «деловой одежде» определялось тоном галстука, а новый образ человека в черном стал вполне сознательным решением. Автор Терри Пратчетт уже сам по себе являлся фигурой, отделенной от обычного человека, делившего с ним имя и лицо. Пратчетт часто шутил, что ему достаточно снять шляпу, чтобы мгновенно обрести анонимность бородатого человека в очках.На конвентах Плоского мира, после успеха первой из встреч любителей книг Пратчетта, проводившихся раз в два года, все знали, что мужчина в шляпе с бейджиком «Терри Пратчетт» является публичной фигурой, он охотно пожмет вам руку и согласится дать автограф или сфотографироваться[217]
; в то время как невысокий лысый человек,